Хватать убегающих профи за рукава и штанины я, конечно, не стала, но попыталась от них не отстать. Ольденбургский, Беловежский и Гориллообразный, галдя вразнобой, зачем-то увязались за мной, и мы вывалились из Бородинского зала шумной оравой.
– Назад! Без вас обойдемся! – крикнул один из парней полковника, последним заскакивая в лифт.
– А мы по лесенке, по лесенке! – успокаивающе пробормотала я, максимально ускоряясь.
За моей спиной неотступно топали три пары ног. Спонтанный забег вниз по лестнице получился неожиданно массовым, но обыграть скоростной лифт нашей спортивной команде не удалось.
– Где они? – вылетев в холл, завертела я головой.
Из лобби наружу вели две двери, расположенные в разных концах протяженного холла, да еще имелся подземный переход к бассейну, находящемуся во внутреннем дворе. Артем Петрович со товарищи могли воспользоваться любым из этих выходов. Определиться с наиболее перспективным направлением мне помогли вращающиеся двери парадного входа: они крутились, точно лопасти бетономешалки, работающей вхолостую. Значит, совсем недавно кто-то в большой спешке покинул отель.
– А теперь куда? – спросил Лева, вырвавшись из «Перламутрового» на моих плечах.
– Да, куда? – в рэповом стиле (ему это шло) пробурчал Кинг-Конг.
– Мужчины! – фыркнула Тяпа. – Фиг дождешься от них инициативы!
А я и не дожидалась. Опасно подрезав подкативший к парадному лимузин, я под возмущенное гудение клаксона взбежала по ступенькам лестницы, ведущей на вершину холма, и оттуда из-под ладошки обозрела окрестности.
Артем Петрович и его молодцы острым гусиным клином летели на свет прожектора, укрепленного на дальнем конце пирса. От него как раз отчаливала аккуратная белая яхточка, очень похожая на дорожный мини-утюг, которым Райка разглаживала свои наряды по приезде в «Перламутровый». У меня екнуло сердце.
– Нашла? – выдохнул мой боевой белорусский товарищ, взлетая на пригорок и становясь по правую руку.
Слева вырос сопящий Кинг-Конг. Картина «Три богатыря» стала полной. Слабый здоровьем Ольденбургский ковылял по ступенькам с замедлением.
А на черном экране воды разворачивалось действие иной картины – настоящего триллера. Добежав до края причала, полковник и его парни свернули на лесенку, ведущую на нижний ярус, – я слышала, как загремели под их башмаками металлические прутья ступеней. Через минуту из-под слоновьих ног пирса выскользнул катер то ли синего, то ли серого цвета. В наступивших сумерках его трудно было разглядеть, но белый пенный след за кормой на чернильной глади виднелся отчетливо. По тому зигзагу, которым расшила черный шелк воды белая строчка пенного следа, стало ясно, что темный катер последовал за белой яхтой. Вот она-то была видна очень хорошо. Присмиревший Кинг-Конг, мучительно хмурясь и щурясь, встревоженно пробормотал:
– Никак, наша?
– Что? – машинально переспросила я, пристально глядя на две перевернутые буквы «V», нарисованные на воде пенными следами яхты и катера.
Буквы сближались.
– «Сигейт», яхта моего шефа! – объяснил Кинг-Конг.
В этот момент белая яхта и темный катер поравнялись, сообща нарисовав на воде одну расплывчатую «W», и в следующую секунду над морем грянул гром.
– Это выстрел? – удивился Беловежский.
– Никак, мой?! – пуще прежнего взволновался сосед слева.
– Что?! – дико рявкнула я.
Нервы, разодранные выстрелом в клочья, затрепетали на ветру морскими флажками.
– «Макаров», мой пистолет!
– О, вы можете по звуку выстрела узнать свое оружие? – уважительно поинтересовался Ольденбургский, наконец-то победивший лестницу.
Я невежливо оттолкнула его и с дробным топотом каблуков помчалась вниз по ступенькам, по фигурной плитке набережной, по сырому бетону пирса – вперед, вперед, на самый край причала, чтобы максимально приблизиться к происходящему.
– Может, махнем вплавь? – в запале предложила отчаянная Тяпа.
– Мне кажется, они уже возвращаются, – подсказала Нюня.
Минут пять я покачивалась на краю причала, точно Офелия, размышляющая – топиться ли ей, как написано в книжке, или же нарушить злую волю Вильяма нашего Шекспира и остаться в живых? Меня в этот момент во всех смыслах страшно занимала мысль о том, куда был направлен в момент выстрела «макаров» Кинг-Конга. Уж не в пышную ли грудь Раисы Марковны Лебзон?!
А упомянутая выдающаяся грудь двумя погребальными курганами смотрела в небо: неподвижное тело моей подруги на руках вынес из каюты белой яхты один из бойцов Артема Петровича. Два других служивых вывели под белы рученьки изящного блондина, которого я встречала в компании Кинг-Конга. Личность блондина меня в тот момент заинтересовала мало. Я увидела бледное до синевы Райкино лицо, свесившиеся до пола черные волосы, безжизненно упавшую руку – и тоже рухнула.
Последним воспоминанием было испуганное «Швайне хунд!» придавленного моим телом Ольденбургского. Заглушая озабоченные мужские голоса, мне в уши с затихающим шипением насыпалась тишина, и все исчезло.