К тому времени, когда мы встретились, за плечами у Беренсона и Лонги было уже немало бесплодных, безуспешных попыток организовать демократическое движение. В 1946 году стало ясно, что у рабочих отняли политические гарантии защиты их прав, в случае если они выступят против сращивания профсоюзов с мафией, и тут родилась идея выставить кандидатуру Лонги на выборах в конгресс. Демократическая партия в районе Ред-Хук была в руках конгрессмена Джона Руни, которого, в свою очередь, держал под каблуком Джозеф Райан. У Беренсона забрезжила немыслимая затея обратиться к республиканцам, которые всегда проигрывали в этом округе, с предложением провести Лонги кандидатом от рабочего итальянского квартала.
Семеня на своих кривых ногах, Беренсон, прихватив Лонги, отправился на улицу Правосудия к лидеру местных республиканцев, этакому толковому шотландцу Джонни Крузу. Тот быстро сообразил, что кандидатура итальянца, пусть радикала, в итальянском квартале ниспослана самой судьбой в ответ на его молитвы. Предложение было принято незамедлительно.
Еще вчера они опасливо озирались, опасаясь, как бы их не сбросили в воду, а сегодня один из них имел на руках мандат депутата на выборах в конгресс. Абсурдность ситуации заставила обоих расхохотаться, хотя во всем был свой смысл. Время показало, что, войдя в офис Круза как политический авантюрист, Беренсон вышел оттуда кем-то другим. Что-то изменилось в их с Лонги отношении к миру и самим себе, последствия чего не замедлили сказаться. Сколь ни малы были шансы на успех, Винни вышел из сумрака холодной, мрачной жизни портового подземелья, вступив в яркую дневную американскую действительность, где могло случиться самое невероятное.
Для Джонни Круза Лонги скорее всего был подставной фигурой, с помощью которой тот хотел на несколько недель вывести из равновесия кандидата от противоборствующей партии. Однако Винни все воспринял всерьез, мечтая после победы на выборах сфотографироваться на ступенях Белого дома вместе с президентом и отправить фотокарточку с нарочным безумно обожавшей его матери. Став кандидатом от республиканцев, он заручился поддержкой Американской рабочей партии и без устали обходил двенадцатый избирательный округ, пламенно призывая к реформе. Джонни Руни обвинил республиканцев, что они поддерживают кандидатуру левого крыла, и схватка стала ожесточенной. Подсчет голосов показал, что Винни поддержала тридцать одна тысяча человек, тогда как за Руни проголосовало всего на пять тысяч больше — разница незначительная, если учесть, что при подведении итогов результаты легко могли быть подтасованы.
Вдохновленный первым успехом в большой политике, Лонги решил потягаться с Руни и на выборах 1948 года. На сей раз республиканцы вели себя чинно и поддерживали своего кандидата, а Лонги выдвинула Американская рабочая партия. Тут он всерьез обратился ко мне с просьбой помочь ему изыскать средства на свою избирательную кампанию, и я в первый и последний раз в жизни собирал пожертвования на политические цели. Поначалу я обратился к Теннесси Уильямсу, с которым довольно часто общался в то время и даже как-то однажды рассказал о своем интересе к портовой жизни. Он жил на Манхэттене вместе с Фрэнки Мерло, сыном главаря мафии Нью-Джерси. Ребенком Фрэнки частенько сиживал на коленях у своего отца, когда тот во время сходок обсуждал и решал подобные дела, и потому, естественно, знал о жизни порта куда лучше меня. Он настоял, чтобы Теннесси подписал чек на пятьсот долларов — весьма приличная сумма по тем временам. Мне кажется, что как писателя Теннесси эта история мало заинтересовала, но что-то в ней трогало его, совпадая с его собственным ощущением мира как несправедливой и жестокой среды обитания. Слушая мои рассказы о гнусностях портовой жизни, он обычно играл со своим сварливым белоснежным мопсом, которого брал на колени, чтобы тот в очередной раз не сделал лужу в постель. Фрэнки Мерло, как крупному специалисту в области общественных отношений, удалось затронуть слабые струны в его душе, однако это касалось скорее конкретной ситуации, а не проблем человечества в целом.