Наполеон

Субботний вечер в Портоферрайо, как всегда, был весёлым, хоть никому не было дозволено выходить за ворота города, а солдатам было приказано находиться в казармах до пяти часов. Приготовления были закончены, и этим вечером, перед самым заходом солнца, предполагалось посадить войска на корабли. Однако планы расстроились из-за «Партриджа», курсировавшего неподалёку. В пять часов его заметили с фортов. Не исключалась возможность захода корабля в гавань. Время было упущено, начинать операцию было уже слишком поздно, поэтому ворота казарм открылись, и гвардейцы направились в город. Приказ о необходимости оставаться в казармах принёс много волнений жителям города и солдатам, в обычных разговорах любовников чувствовалась грусть по поводу скорого расставания. Тут и там слышался шёпот: «А ты будешь вспоминать обо мне?» Капрала Джуалини много раз просили, соблазняя выпивкой, пересказать в деталях Дунайский план, и вскоре он уже едва держался на ногах.

Офицеры тоже развлекались, но более сдержанно. В верхней комнате гостиницы «Альберго Апьяно» капитан Ламуре после двух стаканов алеатико со всевозможной серьёзностью разъяснял стратегию будущего похода:

   — Мы поплывём в Иерусалим. Это единственная крупная столица, за исключением Лондона, где мы не были вместе с императором. Когда он мог войти в Иерусалим как победитель, он сказал: «Нет, я не сделаю этого». Но теперь всё по-другому. Франция для нас закрыта. Франция закрыта для нас. Конечно, очень жалко, потому что у меня там осталась любимая жена. Капитан Лаборд, ты как считаешь? — спросил он сурово.

   — Возможно, ты прав, — миролюбиво ответил Лаборд.

   — Возможно? Да в этом и сомнения быть не может. Это ужасно, но это так. И что нам остаётся? Одна только Италия — и Мюрат. Но что он из себя представляет? Разве ему можно верить? Он то туда, то сюда. Паразит! Что мы получим, если высадимся в Италии? Одни только бесконечные сражения — и ничего кроме них! Что касается меня, как вы знаете, друзья мои, я бываю счастлив только во время битвы. Разве кто-нибудь будет это отрицать?

Он обвёл всех сердитым взглядом, но никто этого не отрицал, а капитан Лаборд даже сказал:

   — Всё верно.

   — Благодарю тебя. Спасибо всем вам. Нет, нет. Я сейчас думаю только об императоре. Зачем ему новые битвы? Сколько бы сражений он сейчас ни выиграл, разве это сравнится с тем, сколько он раньше одержал побед?

   — Нет, не сравнится, — заявил Тибо, старший лейтенант.

   — Правильно, — подтвердил Лаборд, желая избежать ссоры.

   — Это не просто правильно, это разумно. И что потом? Императору не нужно больше сражаться. Он не какой-то там новобранец. Всему миру известно, что он может сражаться. Я прав?

   — Да, — быстро ответил капитан Лаборд.

   — Отлично. Ему сорок пять. Славы ему не занимать. Он потолстел. Он не так молод, как когда-то.

Капитан Ламуре продолжил:

   — Император хочет, чтобы у него была семья — жена и сын, чтобы он мог вспоминать былые подвиги, спокойно чем-нибудь заниматься и чувствовать себя в безопасности...

   — И чтобы у него был немалый доход, — резко добавил капитан Комб.

   — Это разумно, — сказал капитан Лаборд.

   — И это правильно. Что же теперь? Здесь нам неплохо живётся, хотя мы и окружены со всех сторон врагами. Мы одни против всех — алжирцев, пиратов, Бурбонов, объединённых монархов и наёмных убийц. Только мы можем защитить его, только мы!

Здесь все поднялись со стульев, громко выражая одобрение, опустошили свои стаканы и даже прослезились.

   — Но что потом? У всех у них есть корабли, а у нас не хватает даже кукурузы. В конце концов они могут запереть остров.

   — Без сомнения, — глубокомысленно произнёс капитан Лаборд, и среди офицеров воцарилось молчание.

   — Ну и хорошо. Как вы думаете, зачем мы нагрузили корабли припасами, которых хватит на три месяца?

   — Тише, — попросил капитан Лаборд. — Не все должны знать об этом.

   — Весь мир об этом знает, — возразил Ламуре, — но ты прав. Я беру назад свои слова. Тем не менее в голове они останутся. Ну и что с этого? Видно, путешествие наше будет долгим. Друзья мои, мы едем в Иерусалим. Из него император будет управлять миром. А почему, спросите вы меня, в Иерусалим? А потому, что Священный город никогда не посмеет атаковать нас. Всё очень просто.

Тут капитан Ламуре упал на стул, а затем его отвели в казармы.

Добрый Дрюо решил ещё раз навестить Генриетту Вантини. С тех пор как они расстались, он много и мучительно думал о том, что поступил неправильно, поддавшись уговорам матери. Никто открыто не высмеивал и не упрекал его, даже острый на язык камергер, её отец. Все слишком уважали доблестного и благочестивого Дрюо. Ему необходим был ещё один шанс, чтобы, смиренно попросив разрешения у её отца, упасть в ноги своей возлюбленной.

Когда же решение окончательно созрело, а это случилось 16 февраля, Наполеон приказал ему перекрасить «Инконстант» под английский бриг. И это всё изменило, пришёл конец мечтам и любовной истории Дрюо.

Итак, с тяжестью в сердце он постучал в дверь дома Вантини. Родители были удивлены, но всё же оставили его с Генриеттой наедине.