Наполеон

На Брикетто, усеянном мёртвыми и ранеными, устланном разбитыми пушками и сломанными мушкетами — всем, что оставляет после себя ожесточённое сражение, — его нашёл посланец Серюрье. Оказалось, что охваченный паникой город Мондови прислал двух представителей, которым было поручено найти победоносного главнокомандующего и уговорить его пощадить не столько город, сколько особо почитаемую в этой местности церковь Сантуарио в Вико. Один из посланцев добрался до Серюрье, и тот направил своего адъютанта, капитана Рено, с письмом к городским властям и гарнизону крепости с требованием немедленной и безоговорочной капитуляции. Однако Колли, вступивший в этот момент в город вместе с потоком отступающих, арестовал капитана Рено, отказываясь признать его парламентёром. Одновременно Колли приказал закрыть все городские ворота.

Выслушав офицера, Бонапарт нахмурился и заговорил резко и властно. Он не собирался терпеть подобные оскорбления от каких-то пьемонтцев.

— Поезжай в Мондови и потребуй немедленной сдачи... или я предам всех огню и мечу!

Офицер мгновенно исчез. Внизу, в долине, смолкли последние выстрелы. Везде стояла непривычная после столь шумного дня тишина. В подзорную трубу он видел белый платок своего парламентёра, поднявшегося к воротам города и скрывшегося за ними.

Прошёл час. Пушки крепости больше не стреляли, но его парламентёр не появлялся. Далеко слева от Мондови остатки армии Колли устремились за реку Эллеро. (Что могло случиться со Стенжелем и его кавалерией?) Бонапарт по-прежнему видел вражеские войска на бастионах крепости. Потеряв терпение, он выругался. Командующий гарнизоном в Мондови тянул время, зная об обозах, и отступавшие части Колли теперь успевали отвести их. Бонапарт подъехал к батареям, которые Мармон только что привёз на Брикетто, и велел как следует обстрелять город, чтобы вызвать у жителей Мондови панику.

Орудия сняли с передков, развернули и подготовили к стрельбе. Артиллеристы поднесли запалы. Пушки загрохотали, подпрыгивая на лафетах. Ядра с пронзительным воем полетели из стволов по высокой траектории. В Мондови послышались взрывы, за стенами стали подниматься облака пыли, а затем — столбы густого дыма, когда дом загорался от прямого попадания. Он мог представить себе, как устрашённые жители собираются в толпы и требуют сдать город. Равномерно, методично французские батареи посылали свои снаряды в направлении города. Парламентёр по-прежнему не появлялся.

Бонапарту оставалось только ждать. Вокруг него валялись убитые. Между трупами ползали раненые, пытались приподняться, и их стоны сливались в привычный хор с жалобными просьбами воды и помощи. Ухоженные виноградники на террасах были теперь разорены, разворочены, превращены в сплошное месиво. Какая таинственная судьба привела этих несчастных солдат к увечьям и смерти? Наступил их срок. Скоро их забудут, как если бы они никогда не существовали. Человечество быстро вырастит им на смену мириады таких же одинаковых и таких же лишних людей. Значение имели только немногие, обладавшие яркой индивидуальностью. Остальные были стадом ничего не понимающего, погоняемого хозяином скота. И было бы непростительной слабостью испытывать к ним жалость. Он должен закалить себя, держать нервы в повиновении. Не он развязал эту войну, не он нёс за неё ответственность. Он только старался вести её как можно успешнее. Судьба предназначила его для этого.

Он снова направил подзорную трубу на холм Мондови. Ах! Он увидел, как над крепостью спустился пьемонтский флаг и на его месте затрепетало белое полотнище. Он приказал батареям прекратить огонь. Из ворот крепости вышла небольшая процессия: городские власти. Мондови сдался! Была половина седьмого вечера.

Пришпорив лошадь, он направился к ним навстречу, проезжая сквозь толпы своих победоносных войск. Солдаты размахивали шляпами, потрясали мушкетами и радостно приветствовали его, воодушевлённые последней новостью. «Да здравствует генерал Бонапарт! Да здравствует Республика!» Пожалуй, впервые они выкрикивали его имя. Это было приятно. Возможно, они начинали верить в него! Он ответил им, размахивая треуголкой: «Да здравствует Республика!»

Пробившись сквозь горланящую солдатню, к нему галопом подскакал Саличетти.

   — Победа, Бонапарт! Мои поздравления! Наконец-то мы спустились с этих проклятых гор!

Оба перевели лошадей на рысь и поехали бок о бок. Саличетти явно испытывал облегчение.

   — Я уж было начал подумывать, что тебе это окажется не по зубам, — злобно улыбнувшись, сказал он, — и тогда конец всем нашим желаньям, верно? Мне это было бы чертовски обидно. Я предпочитаю Парижу Италию. Золотая страна!