Но странное дело, теперь, когда, казалось, все желания Наполеона были исполнены, когда он достиг всего, к чему стремился, сам властитель французской монархии становился день ото дня все более мрачным, нелюдимым. На торжественных приемах в Тюильрийском дворце, на которых собирались, соперничая богатством, представители и старинной родовой французской аристократии, и нового, имперского дворянства, и германские наследные принцы и князья, и итальянская знать, царили холод и принужденность. Здесь были выставлены напоказ роскошь, богатство, великолепие. Все танцевали. Со времени воцарения молодой императрицы из дома Габсбургов императорский двор полностью восстановил обычаи и традиции старого королевского двора. Мария-Луиза шла по стопам своей тетушки Марии-Антуанетты. Парадные балы сменялись костюмированными балами[1065]
. Но эти имевшие почти принудительный характер развлечения не веселили. Причина была не только в том, что Марии-Луизе не хватало беззаботного, искрящегося легкомыслия Марии-Антуанетты. Как справедливо писал Стендаль: «При этом дворе, снедаемом честолюбием, совсем не было мелкой подлости; но зато там царила удручающая скука… Празднества в Тюильри и Сен-Клу были восхитительны. Недоставало только людей, которые умели бы развлекаться. Не было возможности вести себя непринужденно, отдаваться веселью; одних терзало честолюбие, других — страх, третьих волновала надежда на успех»[1066]. Император стал нелюдимым, избегал собеседников. Он появлялся ненадолго — располневший, тяжеловесный, медлительный в движениях, с неподвижно-холодным лицом, сдвинутыми хмурыми бровями; казалось, он всем был недоволен. Его тяжелый, пристальный взор, скользивший по лицам, всех леденил; при его появлении шутки обрывались на полуслове, умолкал смех. Он распространял вокруг себя холод и страх…Но он знал, что на балах должны быть танцы, и он хотел, чтобы все танцевали. И танцевали кадриль, словно отбывали повинность, с испугом озираясь на как бы застывшую фигуру императора. Танцевали по рангам: в первой паре князь Невшательский и Ваграмский — Бертье с императрицей, во второй — обергофмаршал герцог Фриульский — Дюрок с королевой Гортензией и далее — по чинам. Затем в газетах появлялось сообщение: «Вчера в Тюильри был большой бал». Если судить по прессе, во Франции только и занимались тем, что танцевали кадриль.
Наполеон становился все более угрюмым. Ни счастливый, как могло казаться, брак с молодой женой, ни радость отцовства не могли вернуть ему той полной жизненной силы увлеченности, которая так привлекала в генерале Бонапарте десять — двенадцать лет назад. Люди, близко наблюдавшие повседневную жизнь Наполеона, передавали шепотом, что император стал плохо спать. Об этом говорили потому, что Наполеон принадлежал к числу людей, умевших управлять не только своими эмоциями, но даже сном. Известен случай, когда во время упорной и требовавшей большого душевного напряжения битвы под Ваграмом Наполеон в разгар сражения, передав на какое-то время командование Бертье, лег на меховую шкуру прямо на землю, среди грохота орудий и, сказав, что проспит десять минут, действительно мгновенно заснул. Через десять минут он проснулся и снова принял командование. Человек, умевший засыпать, когда хотел, и просыпавшийся, когда было нужно, теперь лишился сна.
С ним случались какие-то странности. Однажды во время приема в Тюильрийском дворце он вышел к присутствующим, окинул всех невидящим взглядом, остановился посередине зала и в течение нескольких минут, опустив голову вниз, разглядывал что-то одному ему видимое на паркете, пристально смотрел в одну точку. Это длилось так долго, что породило заметное замешательство среди гостей. Маршал Массена, желая выручить императора, подошел к нему и задал какой-то вопрос. Наполеон что-то недовольно буркнул и вышел из зала.
Что же порождало столь необычное, тревожное, почти сумрачное состояние духа могущественного императора? При внешней роскоши, богатстве, блеске императорского двора, при кажущейся безграничной силе бескрайней империи Наполеона она, империя, переживала внутренний кризис. Симптомы болезни стали обнаруживаться давно. Первые черные точки появились в 1804 году, они усилились в 1808 году, и с тех пор кризис стал прогрессировать. В 1810–1812 годах Наполеон не мог уже от себя скрывать, что видимость и сущность не тождественны.
В 1811 году разразился экономический кризис небывалой силы[1067]
. Он проявился в резком сокращении торговли, в значительном упадке промышленной деятельности и, наконец, в продовольственном кризисе.