Читаем Наполеон. Годы величия полностью

Заговоры и провокационные действия принцев и эмигрантов, собравшихся у наших границ, рассеяли последние сомнения на этот счет.

Трибунат взял в свои руки инициативу в этом вопросе и провел соответствующие консультации с Государственным советом. Четыре пятых голосов были отданы в пользу наследственности. 18 мая 1804 года был обнародован указ Сената, в соответствии с которым титул императора с наследственным правом был пожалован Наполеону Бонапарту. Народный плебисцит подтвердил решение правительственных органов государства. Из трех миллионов пятисот двадцати четырех тысяч и двухсот пятидесяти четырех избирателей, зарегистрировавших свои голоса в журналах, заготовленных заранее для этой цели, три миллиона пятьсот двадцать одна тысяча и шестьсот пять избирателей проголосовали в пользу предложения, которое возвело Наполеона на императорский трон. Только две тысячи пятьсот семьдесят девять человек проголосовали против.

В конце заседания — во время которого первый консул был провозглашен императором — Сенат в полном составе направился в Сен-Клу, чтобы передать ему указ, который только что был принят сенаторами. Затем Сенат отправился со своим поздравлением к Жозефине.

Дворец представлял собой в этот день картину полнейшего беспорядка, который может стать результатом только самого неожиданного сюрприза. Обстановка в нем находилась в резком контрасте со спокойствием и безмятежностью человека, оказавшегося в самом центре событий. Огромная толпа людей заполнила лестницы и подходы ко дворцу Сен-Клу. По окончании церемонии я оказался в одной из гостиных и беседовал с несколькими офицерами и адъютантами на основную тему дня. Один из лакеев в полном ливрейном одеянии с золотыми шнурами по всем швам и в белых шелковых чулках пробился ко мне и обратился со словами, произнесенными громким голосом: «Сэр, император желает видеть вас». Эти слова произвели впечатление электрического шока на всех присутствовавших. Все посмотрели друг на друга сначала в полном недоумении, а затем с улыбками, словно хотели сказать — это не сон.

Франция была глубоко потрясена ужасными эксцессами правления Террора и вялым режимом Директории. Опасности, которым подвергался Наполеон, не были забыты, а опасения в отношении новых угроз только усиливались. Были опасения, что наступят времена жестокой реакции в случае гибели Наполеона. Народ устал от бесконечных перемен и был полон решимости не испытывать новых злоключений. И, последнее, — всеми руководило общее желание получить, наконец, возможность спокойного существования под надежной зашитой прочного правительства.

Мнения Наполеона о наследственном титуле, которые он высказывал на следующий же день после 18 брюмера, не раз цитировались, чтобы бросить тень на его отношение к данному вопросу. Постоянно возрастающая благосклонность масс к наследственной монархии, несомненно, видоизменила его взгляды на эти проблемы. В то время, когда Наполеон провозглашал себя противником идей наследственности, он заявлял, что Европа должна свыкнуться с мыслью о том, что государство может существовать с республиканской формой правления, что несколько лет испытательного срока докажут это и республика сможет укрепиться во Франции, благодаря безупречной гармонии общественных сил. Имевшийся опыт продемонстрировал отсутствие подобной гармонии. Оппозиция, с которой Наполеон столкнулся в Ассамблеях, выступившая против его планов реформы, дала ему основание опасаться возникновения сопротивления, способного со временем стать постоянным. Оппозиция трибуната не была популярной. Нация симпатизировала главе государства и приветствовала деятельность его правительства. Поэтому он мог обойтись и без оскорблений в адрес общественного мнения и без насильственного обращения с ним. Он вел общественное мнение в том направлении, в котором оно само двигалось, и ему лишь оставалось регулировать его движение. Почти единодушный ответ голосовавших в плебисците совпал с его ожиданиями и оправдал его призыв к французскому народу принять участие в голосовании. Одним словом, провозглашение империи, в которой привилегия крови была подчинена правам и интересам нации, ослабляя в действительности престиж старой королевской власти, послужило основанием новой эры и проложило путь к триумфу конституционных идей.

Назначения императора

Перейти на страницу:

Все книги серии Биографии и мемуары

Похожие книги

100 рассказов о стыковке
100 рассказов о стыковке

Р' ваших руках, уважаемый читатель, — вторая часть книги В«100 рассказов о стыковке и о РґСЂСѓРіРёС… приключениях в космосе и на Земле». Первая часть этой книги, охватившая период РѕС' зарождения отечественной космонавтики до 1974 года, увидела свет в 2003 году. Автор выполнил СЃРІРѕРµ обещание и довел повествование почти до наших дней, осветив во второй части, которую ему не удалось увидеть изданной, два крупных периода в развитии нашей космонавтики: с 1975 по 1992 год и с 1992 года до начала XXI века. Как непосредственный участник всех наиболее важных событий в области космонавтики, он делится СЃРІРѕРёРјРё впечатлениями и размышлениями о развитии науки и техники в нашей стране, освоении космоса, о людях, делавших историю, о непростых жизненных перипетиях, выпавших на долю автора и его коллег. Владимир Сергеевич Сыромятников (1933—2006) — член–корреспондент Р РѕСЃСЃРёР№СЃРєРѕР№ академии наук, профессор, доктор технических наук, заслуженный деятель науки Р РѕСЃСЃРёР№СЃРєРѕР№ Федерации, лауреат Ленинской премии, академик Академии космонавтики, академик Международной академии астронавтики, действительный член Американского института астронавтики и аэронавтики. Р

Владимир Сергеевич Сыромятников

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
След в океане
След в океане

Имя Александра Городницкого хорошо известно не только любителям поэзии и авторской песни, но и ученым, связанным с океанологией. В своей новой книге, автор рассказывает о детстве и юности, о том, как рождались песни, о научных экспедициях в Арктику и различные районы Мирового океана, о своих друзьях — писателях, поэтах, геологах, ученых.Это не просто мемуары — скорее, философско-лирический взгляд на мир и эпоху, попытка осмыслить недавнее прошлое, рассказать о людях, с которыми сталкивала судьба. А рассказчик Александр Городницкий великолепный, его неожиданный юмор, легкая ирония, умение подмечать детали, тонкое поэтическое восприятие окружающего делают «маленькое чудо»: мы как бы переносимся то на палубу «Крузенштерна», то на поляну Грушинского фестиваля авторской песни, оказываемся в одной компании с Юрием Визбором или Владимиром Высоцким, Натаном Эйдельманом или Давидом Самойловым.Пересказать книгу нельзя — прочитайте ее сами, и перед вами совершенно по-новому откроется человек, чьи песни знакомы с детства.Книга иллюстрирована фотографиями.

Александр Моисеевич Городницкий

Биографии и Мемуары / Документальное