«Морозная зима, –
пишет Верещагин, – быстро со всею силою подвинувшаяся на не подготовленную к ней отступавшую армию – награбившую массу ценных вещей, но не позаботившуюся о зимней одежде, – показала ей, что в этой стороне она незваная гостья. Злой приказ Наполеона жечь все кругом, имевший целью наказать русских, наказал прежде всего своих: приводившийся в исполнение не арриергардом, как бы следовало, а авангардом, он отнимал у несчастных солдат последнюю возможность хоть изредка отогреться под крышею и заставлял проводить все ночи под открытым небом. Те, которым удавалось развести огонь, по часам сидели вокруг него, наслаждаясь теплотой и не замечая, как загорались их одежды и даже обугливались отмороженные части тела. Некоторые прямо входили в костры и обгорали до смерти. Ужаснее всего были ночи во время ветров и снежных бурь: длинные ряды тесно сжавшихся солдат, укутанных в продырявленные шинели и плащи, также в женские юбки, крестьянские армяки, священнические ризы и кто во что горазд, – издавали один общий протяжный стон, не заглушавшийся даже воем ветра. Тут были генералы, офицеры и солдаты – все взывали к далекой родине и кляли Россию с ее морозами, одинаково недружелюбно поминая императоров Наполеона и Александра…»
Что еще позволяло французам сохранять хоть какую-то видимость порядка при сложившихся обстоятельствах? Наверное, сознание того, что впереди – Смоленск. Именно там наконец удастся им всем хотя бы на время обрести покой, восстановить силы, отъесться и отоспаться. В это верили практически все, даже Наполеон. Пока впереди спасительной перспективой маячил Смоленск, еще можно было – в принципе – говорить о проведении конкретного военного маневра – отступления. Наполеону, некогда величайшему триумфатору, это позволяло хоть до некоторой степени сохранять свое лицо. Однако с каждым днем делать это становилось все труднее и труднее…
«Партизанская война, крестьянская активная борьба, казачьи налеты – все это при усиливающемся недоедании, при ежедневном падеже лошадей заставляло французов бросать по дороге пушки, бросать часть клади с возов, а главное – бросать больных и раненых товарищей на лютую смерть, ожидавшую их, если только им не посчастливилось бы попасть в руки регулярной армии. Изнуренные небывалыми страданиями, полуголодные, ослабевшие войска шли по разоренной вконец дороге, обозначая свой путь трупами людей и лошадей», –
констатирует Е. В. Тарле.
Арман Коленкур вспоминает: