Все трое командующих армейскими группировками были сняты с должностей, за то что начали отступать без приказа. Гитлер назначил себя главнокомандующим вермахта. В середине декабря Гудериан отступил на 50 миль, мотивируя это тем, что его люди «ничего больше не могли сделать». Он также был немедленно смещен с должности. Гитлер своим приказом запретил какое-либо отступление. Генерал Модель особенно восхищался этим приказом. Он верил, что если бы не фюрер, вермахт могла бы постигнуть судьба «Великой армии». Города-крепости (Курск, Таганрог и Новгород), снабжались с воздуха и позволяли себя окружать. Вермахт отчаянными усилиями сдерживал Красную Армию, что тоже вело к большим потерям.
Неудавшийся захват Москвы разволновал Гитлера. Гальдер, начальник Генерального штаба, жаловался, что Гитлер постоянно вмешивался в его работу, что он как профессионал считал личным оскорблением. Об этом он рассказал после войны в своей книге «Гитлер как военачальник». С другой стороны, фюрер считал, что его предали собственные генералы. Лиддел Гарт делит вину поровну, говоря, что «решающим фактором нужно считать август, потраченный Гитлером на споры со своими генералами по поводу дальнейших действий». Лиддел Гарт также утверждает, что операция «Барбаросса» провалилась потому, что мобильность германской армии основывалась на колесах, а не на гусеницах. На грязных осенних дорогах России грузовики, везущие горючее и боеприпасы, не успевали за танками. «Если бы бронесилы сопровождались гусеничным обозом, они бы добрались до жизненных центров России невзирая на грязь». Он подчёркивает, что если бы у Советского Союза были дороги, сравнимые с французскими или хотя бы с югославскими, он был бы захвачен так же быстро, как эти страны. Еще одним фактором он считает недооценку немцами гигантских людских резервов России. При этом Лиддел Гарт ссылается на дневник Гальдера, в котором тот говорит, что вместо ожидаемых двухсот дивизий вермахту противостояли триста шестьдесят.
Еще одной важной причиной был плохой личный контакт между Гитлером и его генералами.
Существуют разные мнения о военных способностях фюрера, однако с декабрьским кризисом он справился лучше, чем его генералы. Трое командующих армейскими группами, будучи скорее старыми, чем пожилыми, не переносили холод и не могли видеть, как страдают их люди. Фюрер, не покидавший Германию, за исключением одного короткого визита в Мариуполь, придерживался другого мнения. Позже он говорил Альберту Шпееру: «Я знал, что отступление будет повторением судьбы Наполеона». И подобно императору он был безразличен к судьбе своих солдат.
По словцам Клаузевица, опасно атаковать опытные войска на их территории, к тому же нападающий должен быть хорошо экипирован. Гитлер мог знать, что его солдаты оборачивают себя газетами ввиду отсутствия зимнего обмундирования, но он был уверен, что его вооружение не уступает русскому. Он не сомневался, что его солдаты способны отразить любую контратаку.
Наполеон утверждал, что поход 1812 года был его самой блестящей кампанией, хотя и кричал при форсировании Березины: «Вот что случается, когда совершать одну ошибку за другой!». Его погубили не зима и не московский пожар, а живучесть русской армии. То, что не стало в полной мере звездным часом императора, могло, по мнению многих наблюдателей, удаться фюреру. Генерал фон Типпельскирх говорил: «В этот критический момент войска вспоминали то, что слышали об отступлении Наполеона из Москвы, и опасались, что, начав отступать, они бы обратились в паническое бегство». Гитлер же утверждал, что спас германскую армию от повторения судьбы французов 130 лет тому назад, хотя в отличие от императора иногда ему приходилось снабжать свои войска по воздуху.
Ни один из них не хотел согласиться, что потерпел поражение. Наполеон упрямо отказывался уходить из Германии, а фюрер до 1944 года не желал признавать российские границы такими, какими они были до операции «Барбаросса». Оба были неспособны к рациональному компромиссу, и эта неспособность стала их приговором.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ. BLOCUS CONTINENTAL, FESTUNG EUROPA[42]
Поверив в свои сверхъестественные способности, он решил, что законы для него не существуют... Он боготворил самого себя и ожидал от человечества не только подтверждения своей божественности, но также восхищения и поклонения.