Наполеон I и его гений

Наполеон пользовался почтением и преклонением перед ним не только со стороны толпы и людей, ниже его стоящих, но и равные по положению люди одинаково отдавали ему должное за его необыкновенные дарования и дела. Знаменитый генерал Гош пишет Наполеону: “Честь и слава героям Миллезимо! Честь и слава храброму полководцу их! Директория нашла нужным передать армии, будто бы мне обязаны блестящей победой, которую одержала Италия над врагом республики. Примите, мой милый генерал, выражение чувства глубокой и искренней радости, которую мы почувствовали, получив известие о ваших блестящих победах. Вы будете, конечно, храбрый генерал, продолжать доставлять нам такие ощущения, а я скажу вам от себя, что глубоко счастлив, узнав вас. Мой привет вам и дружба”.

Известный генерал Карно пишет Наполеону: “Мы ожидаем, милый генерал, с великим нетерпением, что вы без труда сообразите результат дела, о котором вы нам сообщили с последним вашим курьером. Мы уже имеем последние известия о вас, и хотя привыкли ко всему необыкновенному с вашей стороны, но победа при Бассоно превзошла все наши надежды и ожидания. Какая слава для вас, бессмертный Бонапарт, какой жестокий удар гордой Австрии”.

Получая должное почтение своим достоинствам от современников, Наполеон умел оценивать таковые же и у других. Лучшим доказательством тому служит его поступок с генералом Вурмзером. Историки передают о следующем случае. К генералу Серюрье явился парламентер для переговоров о сдачи Мантуи. При разговоре с Серюрье о положении дела у Вурмзера парламентер заметил, что за письменным столом сидит какой-то офицер и что-то пишет на листе бумаги. После того как австрийский посланец закончил перечисление всех средств обороны, какими располагал гарнизон осаждаемой крепости, офицер поднялся из-за стола и, подавая только что исписанный лист, сказал: “Вот мои условия. Если бы Вурмзер говорил о сдаче, располагая еще двадцатидневным запасом продовольствия, то он не заслуживал бы почетной капитуляции. Преклонные лета, храбрость и несчастья фельдмаршала внушают мне уважение, а потому, отворит ли он ворота крепости завтра или же через две недели, через месяц или три месяца, я все-таки не отступлю от своих условий. Он может, если угодно, ждать, пока в Мантуе будет съеден последний кусочек хлеба”. Условия, предложенные Наполеоном, были для Вурмзера почетны; последний их оценил и благодарил Наполеона письмом, в котором, между прочим, предупреждал его о заговоре отравить Наполеона ядом.

Заслуживает внимания письмо Наполеона к эрцгерцогу Карлу, главнокомандующему австрийской армией. “Г. главнокомандующий! Храбрые войска ведут войну и желают мира. Не довольно ли мы истребили людей и натворили зла бедному человечеству в течение последних шести лет? Со всех сторон слышатся воззвания к миру. Европа, поднявшая оружие против французской республики, положила его. Ваша нация остается единственною, и тем не менее предстоит большее, чем когда-либо, кровопролитие. Эта кампания предвещает его роковыми признаками. Каков бы ни был ее исход, мы уничтожим с обеих сторон еще тысячи людей; не лучше ли кончить соглашением, ибо все должно иметь свой предел, даже страсть ненависти. Исполнительная власть французской республики обратилась с уведомлением к его величеству, императору, о желании ее положить конец военным действиям, повергающим в бедствия оба народа, и только вмешательство лондонского кабинета воспротивилось ему. Неужели нет надежды на взаимное соглашение, неужели ради интересов и чувств иностранной державы, чуждой бедствиям войны, которую мы ведем, следует продолжать обоюдные убийства? Ваше истинное призвание, г. главнокомандующий, как лица, приближенного к трону и стоящего выше мелочных страстей, столь часто обуревающих государственных людей и правительства, быть благодетелем человечества, истинным спасителем Германии! Прошу вас, г. главнокомандующий, не думать, чтобы не допускалась возможность ее спасения силой оружия. Но даже в предположении, что случайности войны будут вам благоприятствовать, Германия тем не менее испытает ужасы разорительности враждебных действий. Что касается меня, г. главнокомандующий, если предложение, которое я имею честь вам сообщить, может содействовать спасению жизни хотя бы одного человека, я буду более гордиться гражданской заслугой, какая выпадет на мою долю, чем грустной славой военных успехов”.