Наполеон и Мария-Луиза

«Его Величество Людовик XVIII, вернувшись в свои владения, торжественно объявил о подписании им 2 мая 1814 года о скорой публикации Хартии, которую он намерен был дать своим подданным. Спустя несколько лет после этого Сент-Уэн был разрушен, и король, уверенный в том, что дружба увековечит воспоминания о его заботе о своем народе, пожелал, чтобы эти, ставшие знаменитыми, развалины не были забыты грядущими поколениями. Этот камень, с которого по его указанию начнется возведение нового здания, был заложен собственноручно королем, а надпись на нем достойна принца. Уложенная в свинцовый ящик, она была заложена в основание здания в присутствии мадам Зоэ-Виктории Талон, графини дю Кайла. Благодаря своим качествам, уму и возвышенности чувств она стала подругой короля, который полагает, что своими печалями, своей неясностью и любовью к детям она, сразу же после их знакомства, поняла все горести короля и разделила их с ним».

Этому тарабарскому тексту очень живо аплодировал весь двор. После чего пергамент был уложен в свинцовый ящичек, вделанный в камень, и Людовик XVIII, покраснев, как школьник, совершил несколько ритуальных движений мастерком. С той поры все королевство узнало о том, что Зоэ была официальной фавориткой страдавшего подагрой монарха…

Почувствовав уверенность, мадам дю Кайла смогла пообещать ультра, что их политика одержит верх. Она начала с того, что потребовала отставки герцога де Ришелье, которого граф д’Артуа считал слишком умеренным.

Людовик XVIII не очень хотел отстранять от власти человека, от которого видел только хорошее. Но Зоэ настояла на своем, и монарх дал слово, что известие об отставке герцога дойдет до нее раньше, чем она ляжет спать. В полночь ей сообщил об этом один из королевских секретарей…

На следующий день Людовик XVIII, чувствуя себя все-таки немного неловко оттого, что прогнал хорошего, честно ему служившего человека, сообщил одному из доверенных лиц о своем непонятном решении так:

– Теперь, по крайней мере, у меня не будет семейных сцен…

Став настоящей «королевой Франции», мадам дю Кайла заставила короля обратиться за услугами к графу де Виллелю. Тот сформировал кабинет министров крайне правого толка, вручив портфель министра иностранных дел Матье де Монморанси (свекру Состена де Ларошфуко, любовницей которого была Зоэ). Пост министра почт занял герцог де Дудовиль (отец Состена), а в кресло министра юстиции сел господин де Пероннэ, молодой адвокат, пылавший любовью к мадам дю Кайла, которого та уже давно хотела уложить в свою постель.

Эта эротико-политическая комбинация позволила дергать за веревочку другой женщине – мадам Рекамье, подруга Монморанси, добилась назначения ее дорогого Шатобриана послом Франции в Лондоне…

Могущество мадам дю Кайла было столь велико, что политики, военные, писатели, газетчики, судейские, священнослужители составили ее двор. Пока король спал в своем кресле на колесиках, положив голову на толстую грудь, она принимала просителей. «Просители текли потоками, – пишет Эдуар Перре, – среди рукописей Национальной библиотеки сохранилась тетрадь, в которую ее доверенная дама записывала коротко ответы, которые следовало давать на бесчисленные просьбы. Все обращались к ней: поэты, ищущие места, подхалимы всех мастей и рангов, ее подруга детства герцогиня д’Абрантес, герцог д’Аварей, напоминавший об оказанных некогда услугах и делавший попытки получить командование над девятнадцатой дивизией»133.