Совершенно незаметно для себя, онъ, говоря о своей страсти, заимствустъ выраженія изъ Новой Элоизы и писаніями Руссо еще больше взвинчиваетъ свой и безъ того повышенный стиль: и это не потому, что онъ не искрененъ, не потому, что любовь для него – лишь предлогъ къ стилистическимъ упражненіямъ; нетъ, онъ такъ любитъ, онъ – подъ властью этого языка и онъ не можетъ – и никогда не сможетъ – говорить о любви иначе. Въ это время онъ – сынъ Жанъ-Жака и что бы ни происходило, онъ останется веренъ его духу, и какъ y всехъ техъ, которые
Жозефину барвинокъ не интересуетъ. Она не того поколенія, y нея другая родина, иное воспитаніе и нетъ въ ней присущей ему наивности. Эта вечная экзальтація тяготитъ ее и надоедаетъ ей. Конечно, мило – быть такъ любимой; это казалось интереснымъ и новымъ, но это утомляетъ; и его безразсудная страсть, съ ея грубостью и наивностыо, не способна разбудить уже притупившіяся чувства. Правда, y нея есть теперь всякіе доходы – подарки оть городовъ и подарки владетельныхъ особъ, подношенія генераловъ, взятки поставщиковъ; хотя она и расходуетъ деньги безъ счета, но она мало смыслитъ въ денежныхъ делахъ. Она настолько же расточительна, насколько легкомысленна; ее всегда можно соблазнить и всегда eе что-нибудь соблазняетъ; она беретъ изъ учтивости и даетъ изъ каприза. Она не особенно сознаетъ, что поступаетъ худо, потому что она просто повинуется инстинкту; но она устраивается все же такъ, чтобы Бонапарту ничего объ этомъ не было известно. Она зпаетъ его щепетильность и находитъ ее странной, такъ какъ судитъ по нравамъ той среды, въ которой жила и того общества, которое посещала; но приходится принимать его такимъ, каковъ онъ есть. Въ одинъ изъ первыхъ-же дней, по поводу ящика съ медалями, полученнаго Жозефиной, онъ сделалъ ей очень суровый выговоръ и медали пришлось возвратить. Отныне онъ ничего не будетъ знать; a если y него возникають подозренія, то ловкая ложь, при содействіи сообщниковъ, которыми обзавелась Жозефина, прикроегь жемчужныя колье, брильянтовыя парюры, ценныя картины и неоценимыъ древности.
И много еще кое-чего не знаетъ Бонапартъ. Едва-ли онъ даже знаетъ, что существуетъ г. Шарль, тотъ самый г. Шарль, адъютантъ Леклерка, который пріехалъ съ Жозефшой изъ Парижа. Г. Шарль остался въ Милане, щеголяетъ по улицамъ его въ кокетливой форме копнаго егеря и каждый разъ, когда генералъ отлучается изъ дворца Сербельони, туда является г. Шарль. Жозефина угверждаеть, правда, что г. Шарль приходитъ только для того, чтобы позабавить ее, развлечь, посмешить, что она относится къ нему чисто платонически. Г. Шарль – молодой человекъ маленькаго роста, очень плотный, крепкій, невозмутимо-самоуверенный, удивительно подвижной, живой, пронырливый, сыплющій каламбурами, большой искуссникъ по части всякихъ штукъ и фокусовъ, надувательства, вышучиванія, однимъ словомъ, что называется.
Онъ служитъ связью между Жозефиной, которая всегда нуждается въ деньгахъ, и поставщиками, которые воображаютъ, что Жозефина можетъ быть имъ полезна. Онъ расточителенъ, словно откупщикъ, но делаетъ это весело, въ открытую, какъ гусаръ, вздумавшій заниматься делами. Какой контрастъ! И какъ будто нарочно для Жозефины созданы эти две крайности! Но вотъ y Бонапарта возникаютъ подозрения насчетъ г. Шарля, какъ были y него подозренія насчегь Мюрата. Г. Шарля, какъ говорятъ, арестовываютъ; но не за сношеніями съ поставщиками? Во всякомъ случае, онъ покидаетъ армію, возвращается въ Парижъ, где Жозефина пристраиваетъ его къ Компаніи Бодена, даетъ ему возможность занять очень видное положеніе въ интендантской области.
Г. Шарль былъ развлеченіемъ, лучше котораго и желать нельзя: онъ былъ изъ Парижа, который любила Жозефина, Парижа разгульнаго, шумнаго, веселаго, Парижа – кутилы. Ей нуженъ былъ г. Шарль, чтобы переносить какъ-нибудь скуку, которая ееизводила. «Я сильно скучаю», – пишетъ она своей тетке. Да, все нагоняетъ на нее скуку: и безумная страсть молодого мужа, и Миланъ, и Генуя, где Сенатъ принимаетъ ее, какъ королеву, и Флоренція, где Великій Герцогъ принимаегь ее, какъ кузину, и Момбелло, где она держитъ свой дворъ, и Пассеріано, и Венеція, все нагоняетъ на нее скуку, все, кроме Парижа. И однако, когда Бонапартъ отправляется въ Парижъ, она не сопровождаетъ его. У нея явилась фантазія поехать въ Римъ, – по крайней мере, такъ говорить она, – и только черезъ восемь дней после мужа она пріезжаетъ въ улицу Шантерейнъ – улицу Победы – въ отель, на меблировку и декорированіе котораго она заочно, путемъ письменныхъ сношеній, выбросила 120.000 франковъ, который весь стоилъ 52.400 франковъ и который Бонапартъ купитъ только черезъ четыре месяца, 31 марта 1798 г.