Я уже говорил о том, что император не выносил сильных запахов; и на этот раз он поморщился, когда я ввел к нему эту бедняжку, надушившуюся так неумеренно для того, конечно, чтобы доставить ему удовольствие. Но девушка была так красива и соблазнительна, что антипатия императора к запахам как будто разом исчезла.
Однако часа через два после того, как я покинул спальню, я услышал, что император звонит мне, едва не обрывая шнурок; я бросился в спальню и увидел там только девушку — император сидел в своем кабинете, сжав голову руками.
— Констан, — вскричал он, — уведи скорей эту малышку, а не то я умру от ее ароматов, это невыносимо! Открой окна, двери — всюду, всюду! И уведи ее! Поторопись!
Было слишком позднее время, чтобы отсылать женщину таким образом… но этикет не позволял мне возразить императору. Я сообщил молодой девушке о желании императора. Она не поняла сразу, и я вынужден был несколько раз повторить:
— Мадемуазель, император желает, чтобы Вы удалились…
Тогда она начала рыдать, заклиная меня не выставлять ее на улицу в такой поздний час; я заверял ее, что это безопасно, что она поедет в прекрасной закрытой карете, но она прекратила свои сетования только при виде солидного подарка, который велел передать ей император.
Вернувшись, я увидел, что император все еще сидит в своем кабинете, смачивая виски одеколоном; опираясь на мое плечо, он доковылял до спальни, которую я основательно проветрил, и лег в постель".
Не правда ли, весьма горестная история для государя, перед которым содрогался мир.
Наполеон имел в Испании и другие огорчения. После приключения, сделавшего его смешным в глазах юной девушки, он услышал, что и его солдаты смеются над ним.
Его войска устали от бойни в Испании, чувствовали, что ведут несправедливую войну, были утомлены походами по обледеневшей дорожной грязи. Однажды снежным вечером, когда войска пересекали Гвадарраму, император, проходя мимо кучки солдат, услышал, как один из них вскричал, показывая на него пальцем;
— Да пристрелите же его, черт побери! Солдатское словцо расстроило его вконец. Он вскочил на лошадь и вернулся во Францию. Там он встретился с огорчениями другого рода. Талейран и Фуше задумали свергнуть его с трона и посадить на его место Мюрата. Он вызвал их обоих, яростно разбранил одного, в сердцах обозвал другого «скотиной в шелковых чулках» и, для успокоения нервов, отправился в постель с итальянкой, с которой он когда-то переспал в Булони и с тех пор на всякий случай держал ее «под рукой».
Но увы! Эта юная особа была так экспансивна, что в самый волнующий момент Наполеон вдруг закричал от боли. В любовном пылу, когда движения не поддаются контролю, она угодила ему локтем в заветное место.
После всех этих огорчений он совсем забыл о великой княгине Екатерине, и царская фамилия приписала его молчание тому, что он изменил свои планы. Раздраженный царь выдал свою сестру замуж за герцога Ольденбургского.
— Ничего! — заявил Наполеон. — Я женюсь на маленькой Анне.
Увы! События воспрепятствовали этому браку. 12 апреля он получил по телеграфу сообщение о том, что австрийцы вступили в Баварию. Вынужденный констатировать, что союз в Эрфурте не повлиял на Австрию, он покинул Париж и через четыре дня был на поле военных действий.
22 апреля он разгромил войска великого герцога Экмюльского, и 10 мая стоял у ворот Вены, отдав приказ бомбардировать город.
Судьба, которой мы часто приписываем свойства талантливого режиссера, поставила в данном случае великолепную сцену. "Ядра уже падали во дворе дворца австрийского императора, — пишет Констан, — какой-то трубач, выскользнувший из города, добрался до Наполеона и передал ему, что великая герцогиня Мария-Луиза, будучи больна, не может вслед за отцом покинуть дворец и подвергается всем опасностям бомбардировки. Император немедленно дал распоряжение изменить направление обстрела таким образом, чтобы бомбы и пушечные ядра пролетали над крышей дворца.
Эта бескорыстная галантность — ведь Наполеон в то время собирался жениться на сестре царя — спасла жизнь той, которая через одиннадцать месяцев стала императрицей Франции.
После победы над Веной Наполеон поселился в восхитительном замке Шенбрунн, который очень ему понравился. Там, между двумя сражениями, он написал Марии Валевской. Это было, по мнению графа Орнано, единственное письмо Наполеона, где так откровенно выражено подлинно нежное чувство:
"Дорогая Мария!
Твои письма, как всегда, доставляют мне радость. Я никогда бы не предполагал, что ты последуешь за Краковской армией, но я не упрекаю тебя за это.
Польские дела сейчас в таком положении, что ты вправе испытывать тревогу. Я действую так, что они уладятся, и это важнее, чем выражать тебе мое сочувствие. И ты не должна меня за это благодарить: я люблю твою страну и ценю высокую доблесть твоих соотечественников.