Наполеон III. Триумф и трагедия

Тем временем засушливые лето и осень 1846 года сказались на экономике многих стран Европы. Неурожай основных сельскохозяйственных культур привел к тому, что за несколько месяцев взлетели цены на пшеницу, картофель, кукурузу, бобовые. Во Франции урожай 1845 года был приблизительно на 30 % меньше, чем годом ранее[538]. С осени 1846 года, когда неурожай оказался еще более значительным, хлебные цены, не превышавшие 22 франка за один гектолитр пшеницы, стали резко расти, и в конце мая 1847 года гектолитр пшеницы стоил в среднем 38 франков, а в отдельных районах — более 50 франков[539]. В историю страны 1847 год вошел под названием «года дорогого хлеба».

В дождливый 1845 и засушливый 1846 годы Франция претерпела и другие невзгоды: болезнь виноградников осенью 1845 года, недород шелковых коконов в метрополии и в колониях, недород чечевицы, бобов, гороха[540]. В Ирландии неурожай картофеля привел к голоду, что впервые, вопреки всем проповедям сторонников свободного рынка, ужаснуло британское общество. В Англии неблагоприятные погодные условия также сказались на сельском хозяйстве. Росли цены на продовольствие, снижались потребление и спрос на промышленную продукцию. Как следствие, замедлился рост промышленного производства и внешнеторгового оборота.

В ноябре 1846 года отдохнувший и посвежевший Луи Наполеон вернулся в Лондон. В начале 1847 года он снял небольшой кирпичный дом на King Street, недалеко от Piccadilly. Как говорит Страус-Шом: «Этот довольно скромный, за небольшую плату кирпичный дом на King Street отражал его новые, значительно сократившиеся материальные возможности: только секретарь, Телен, повар и пара горничных, а не прежние двадцать человек, которых он держал в Carlton Gardens, и более трезвый взгляд на ситуацию. Вскоре к нему присоединился его ближайший компаньон Анри Конно, освобожденный из Ама»[541]. Правда, от богемной атмосферы, царившей в большом доме на Carlton Terrace, остались только воспоминания. И все же он был счастлив, о чем и написал в начале февраля 1847 года своему другу Вильяру: «Я переселился за последние две недели в мой новый дом и впервые за семь лет наслаждаюсь удовольствием жить под собственной крышей»[542].

Каждый вечер принц прогуливался до St James’s Square, где с удовольствием играл в вист со своим старым приятелем Монтгомери, лордом Эглинтоном. По его приглашению Луи Наполеон на несколько дней приехал в замок Эглинтон в Шотландии, в котором не был с 1839 года, когда принял участие в знаменитом рыцарском турнире. Кроме того, принц посетил живописнейшие места северо-западной Шотландии — озера Лох-Ломонд и Лох-Кэтрин, а также лесные массивы Троссаха и очаровательный замок Дамбартон. Ненадолго посетил также Северную Ирландию[543]. Несколько дней вместе с герцогом Уильямом Гамильтоном, который был женат на Марии Амелии Баденской, дочери Стефании де Богарне, провел в средневековом замке Бродик на острове Арран[544]. Побывал в Лондондерри, в парке Виньярд, в графстве Дарем и нанес визит дантисту принца-регента Сэмюэлю Картрайту в Найзель, возле Севенокса[545].

Луи Наполеону понравились идиллически умиротворенная, спокойная атмосфера сельской Шотландии, отношения между дворянством и крестьянами, дружеское расположение, которое ему неизменно оказывали местные жители. Открытый и искренний характер шотландцев ему чрезвычайно импонировал.

У большинства британцев принц вызывал приятное впечатление. Его манера общения и поведения вполне вписывалась в британскую культуру, хотя некоторые суждения удивляли своей категоричностью. Не было также единства мнений относительно его политических взглядов. Например, как-то, находясь в гостях у участника знаменитого сражения при Ватерлоо полковника Дамера в Дорчестере, Луи Наполеон имел продолжительную беседу о политике с лордом Алванли, одним из генералов герцога Веллингтона. В ходе разговора принц поведал лорду, что будет делать, когда станет императором. Дамер, присутствовавший при этом, подумал, что Луи Наполеон очень «воспитанный» человек и имеет «тысячу хороших и приятных качеств», но, как он позднее сказал лорду, «в части политики, мой дорогой Алванли, он такой же чокнутый, как торговец шляпами»[546].

А в редакции газеты The Times, например, придерживались иной точки зрения. Однажды вечером журналист Форбс Кэмпбелл пригласил Луи Наполеона в офис издания, чтобы показать, как готовится выпуск газеты на следующий день. Один из коллег Кэмпбелла позднее сказал, что с удивлением обнаружил, как серьезно Луи Наполеон говорил о политике и не был, как им сообщили, «легкомысленным человеком развлечений»[547].