Наполеон III. Триумф и трагедия

Правые республиканцы и поддерживавшие их газеты в открытую обвинили бонапартистов и лично Луи Наполеона в подстрекательстве к восстанию и даже руководстве им[664]. Газеты публиковали материалы о том, что на средства главы бонапартистской партии закупалось оружие и переправлялось в столицу. Хотя доказательств этому, в конечном счете, предъявлено не было.

На Британских островах Луи Наполеон продолжал свою обычную жизнь. Он решал свои финансовые дела с помощью мисс Говард, посещал разные общественные мероприятия и светские вечеринки.

Политическая жизнь в Великобритании под влиянием событий во Франции и Европе стала гораздо напряженней. В апреле в Лондоне прошли массовые демонстрации чартистов, и Луи Наполеон на некоторое время даже переключил свое внимание на английскую внутриполитическую ситуацию. На два месяца он, как и многие английские молодые люди из состоятельных семей, записался в добровольные помощники полиции (специальный констебль) для противодействия чартистам и охраны общественного порядка в столице[665].

В июньском выступлении в Париже глава бонапартистской партии никакого участия не принимал. 21 июня 1848 года, когда социалистические рабочие в Париже собрались и начали призывать к восстанию, Луи Наполеон, по данным газет Morning Post, провел в Лондоне на балу у маркизы Эйлсбери[666].

А Ридли добавляет, что «среди гостей на балу был еще один француз, граф Алексис де Валлон. У него сложилось невысокое мнение о Луи Наполеоне. Через два дня он написал Мериме: „Увы! Достаточно просто посмотреть на то, как этот обыкновенный и пользующийся дурной славой маленький джентльмен сам понимает, насколько напрасны все надежды, которые на него возлагаются. Его фигура вряд ли подходит для той роли, какую он должен играть. Представьте себе маленького человека четырех с половиной футов, неприятного и вульгарного, с большими усами и глазами поросенка! Так много для его внешности. Относительно его нравственности: он живет открыто, что уже является скандалом по меркам английской морали, с пятнадцатисортной артисткой, очень, по общему признанию, красивой, по имени мисс Говард. Такое поведение не могло не закрыть перед ним двери лондонского высшего общества, которое выбросило его в мир актеров низкого сорта. Люди здесь убеждены, что если судьба все же поднимет его на какое-то высокое положение во Франции, то он будет опираться на Социалистическую коммунистическую партию и даже, возможно, на красных республиканцев“»[667]. Валлон добавил, что, когда он внимательно рассмотрел Луи Наполеона на балу у леди Эйлсбери, то «сказал себе, что для этого маленького претендента понадобится только один час, чтобы пробежать по бульвару в своем темном костюме и белом галстуке, чтобы его престиж был потерян навсегда»[668]. Ридли полагает, что французский граф в своей уничижительной оценке Луи Наполеона ошибся практически во всем[669].

* * *

Париж был оставлен на осадном положении. Все батальоны Национальной гвардии из рабочих районов города были распущены. Революционные клубы находились под строгим полицейским контролем. Власти приняли энергичные меры к разоружению населения. По имеющейся информации, к 4 июля во всем Париже было изъято свыше 100 тысяч одних только ружей[670] (не считая сабель, пистолетов и другого оружия).

Через несколько дней мирная жизнь опять воцарилась на улицах города. Париж ожил. По словам Александра Герцена, «толпы праздношатающихся снова появились на бульварах; нарядные дамы ездили в колясках и кабриолетах смотреть развалины домов и следы боев… И лишь частые патрули и партии арестованных напоминали страшные дни»[671].

В условиях господства военных порядков криминальная жизнь Парижа также на какое-то время замерла. Криминалитет ушел в подполье в прямом и в переносном смысле. На некоторое время на улицы города стало спокойней выходить, в том числе и в ночное время. Горожане (особенно ее средний и богатый слой) это оценили.

Биржа отметила торжество «порядка» в столице повышением курса государственных бумаг и некоторым общим оживлением дел[672]. С учетом того, что провинция (53 департамента направили добровольцев в Париж для подавления восстания[673]) отнеслась крайне отрицательно к вооруженному выступлению в столице, со всех концов страны в Учредительное собрание поступали приветствия и поздравления.

Верный своим внутренним республиканским убеждениям, Кавеньяк 29 июня 1848 года сложил свои особые диктаторские полномочия, какими ранее был наделен Учредительным собранием для подавления вооруженного мятежа в Париже. В ответ Учредительное собрание единодушно проголосовало за признательность генералу и назначило его президентом совета министров и главой исполнительной власти[674]. Произошла смена и председателя Учредительного собрания — им стал правый республиканец, редактор газеты Le National Арман Марраст.