В пятницу, 16 февраля 1849 года, в Елисейском дворце состоялся первый бал[781], на который были приглашены аристократы, высокопоставленные государственные чиновники и высшие армейские чины, некоторые политики и депутаты, представители дипломатического корпуса.
В понедельник, 19 февраля 1849 года, в
Позже гости обменивались восхищенными мнениями и рассказывали своим близким и друзьям о президенте, мероприятии и доброте новой власти. Они были единодушны, что истинным хозяином страны стал Луи Наполеон, а не председатель Учредительного собрания Марраст. Один из гостей бала, покинув ратушу, «нанял экипаж и поинтересовался у извозчика, что он думает о президенте. „Он веселый парень, — ответил извозчик, — я люблю его! Как я его люблю! Эти маленькие люди Временного правительства, а какая разница!“»[783]. Восторженные разговоры о президентских балах быстро облетели столицу и остальную Францию. Люди мечтали попасть на эти мероприятия и собственными глазами увидеть главу государства.
Как-то в один из февральских дней в обеденный перерыв президент без предупреждения и без охраны зашел на биржу и, прогуливаясь по залам, побеседовал с работниками. Биржевые маклеры были так рады пообщаться с главой государства, что за время, пока глава государства был на бирже, индексы шли вверх[784].
Вместе с тем правительство не собиралось сносить выходки политических противников. На Прудона было заведено дело за его нападки на президента и подстрекательскую статью от 27 января. Барбес, Распай и другие обвиняемые по делу от 15 мая 1848 года, которые находились в заключении в Венсенне, были отправлены на дополнительное расследование и последующий суд в Бурже. В итоге Барбес и Альбер получили пожизненный срок, Бланки — десять лет, а Распай — шесть[785]. Находившиеся в Великобритании Луи Блан и Коссидьер были осуждены заочно. Учредительное собрание отвергло все предложения об амнистии участников выступлений в мае и июне 1848 года.
Тем временем череда празднеств продолжалась. «
На этих мероприятиях прекрасно себя ощущали старые аристократы, которые теперь с вожделением добивались пригласительных, и бонапартисты времен Первой империи. Для аристократов было непривычно именовать Луи Наполеона «президентом». Для бонапартистов он всегда был «принцем», и монархистов не надо было долго уговаривать, чтобы они также именовали главу государства этим титулом. В официальном делопроизводстве Второй французской республики Луи Наполеон всегда именовался как «президент»[787], но в обществе вскоре широко закрепился неофициальный титул главы государства — «Принц-президент», и к нему часто обращались «Ваше Высочество» и «Монсеньор»[788]. Луи Наполеон, естественно, не особо сопротивлялся этим тенденциям в обществе.
Еще одной важной особенностью празднеств стало участие в них аристократов из других европейских государств. Новости о порядках, заведенных Луи Наполеоном в столице Франции, облетели весь континент, и стало модным «съездить в Париж на бал к „Принцу-президенту“». На этих «
С особым удовольствием Луи Наполеон приглашал в Париж своих старых друзей и знакомых из Великобритании: лорда Малмсбери, чету Лондондерри, герцога Кембриджского и других представителей королевского семейства.
На одном из таких балов в Елисейском дворце президенту была представлена испанская аристократка Мария Мануэла, графиня Монтихо, с красивой двадцатидвухлетней дочерью Евгенией. Они приехали в Париж в марте 1849 года, поскольку в Испании королевой Изабеллой был объявлен период траура и молитв по событиям в Риме[789]. Здесь на одном из приемов в Министерстве иностранных дел Франции, куда они попали при помощи испанского посла герцога Сотомайора, они встретились с писателем Проспером Мериме, давним другом их семейства. Мериме посодействовал приглашению графини и ее дочери на бал в Елисейский дворец.