Наполеон - исчезнувшая битва

Мои приказы я объявил законами. Никакой медлительности - за промедление в исполнении приказа порой расстреливали! Но никогда не пороли. Я строжайше запретил рукоприкладство. Этим моя армия тогда отличалась от всех других. Офицеров, нарушивших этот приказ, я велел расстреливать, потому что поротый солдат лишен чести, а что может быть важнее этого для солдата? Лучше пуля, чем постыдная плеть... Я вернул в свою армию понятия о славе и чести.

Генерал Ожеро (да и не он один) встретил в штыки мое назначение. Этот удалой смельчак открыто негодовал: почему командующим назначен не он? И вообще в первые дни хорошим тоном было насмешливое неповиновение моим распоряжениям... И я вызвал Ожеро и сказал: "Генерал, вы выше меня ростом на целую голову. Но если вы и впредь посмеете не подчиняться моим приказам, я мигом лишу вас этого преимущества!" И посмотрел ему прямо в глаза. И уже вечером Киприани рассказал мне: Ожеро, напившись, рассказывал такому же фрондеру: "Я не боюсь самого черта, но этот шибздик навел на меня такого страху! Я не могу тебе объяснить, но он посмотрел на меня... и я был раздавлен".

Я сообщил Директории: "Я нашел армию не только без провианта и амуниции, но - что страшнее - без дисциплины. Однако будьте уверены: порядок и железная дисциплина будут восстановлены. Когда это донесение дойдет до вас, мы уже встретимся с неприятелем".

Перед началом похода я обратился к армии: "Солдаты! Вы раздеты и голодны, казна должна вам платить, но платить ей нечем! Ваше терпение делает вам честь, но не дает ни денег, ни славы... Я поведу вас в плодороднейшие равнины мира... Там вас ждут богатые области и процветающие города. Неужели вам не достанет храбрости завоевать все это?" Я начал о понятном. Но заключил о величественном: "Мы принесем свободу прекрасной Италии, раздробленной нынче на жалкие государства! Победителей ждут честь и слава! Вперед, граждане великой Франции!"

Разведка сообщила: австрийцы потрясены. Французская армия, еще вчера с трудом державшая оборону, вдруг перешла в наступление. Мы двинулись к границам Италии - к Генуе. Австрийцы немедля бросили туда свои войска... И одиннадцатого апреля, всего через месяц после того, как я покинул брачную постель, я разгромил их в битве при Монтенотте. А далее - пишите! четырнадцатого апреля я разбил их при Миллезимо, шестнадцатого - при Дего... Так я осуществлял то, о чем грезил в моей каморке. Так я начал приучать Францию к славе. Из моих донесений страна впервые услышала имена генералов, которым суждено будет блистать во время Наполеона - Ожеро, Массена, Жубера...

Великое было время! Я был тогда двужильный... молодой, как и моя армия. Я мог есть гвозди и вообще не спать... Уже потом, в России... когда я с трудом смогу мочиться и сидеть на коне... я пойму, какое же это сча

стье - быть молодым!.. Это не записывайте. Запишите только: я был тогда окружен такими же молодыми головорезами - моими генералами с весьма подозрительными биографиями. Каждого из них можно было отправить на галеры, и каждый знал за что! Мы были детьми революции, которая возносит из грязи. И все мы были сыновьями одной страны. И мы громили австрийскую армию, состоявшую из наемников и стариков-генералов. Запомните: гений озаряет молодых... Александр Македонский, Ганнибал, Аттила были моими сверстниками и даже моложе... Я каждый день укорял себя: "Тебе целых двадцать шесть! А ты только начинаешь..." И я был беспощаден к себе - шел в самое пекло боя впереди моих солдат. Я знал: если рожден для бессмертия, судьба защитит! И это бесстрашие подчинило и солдат, и генералов. Они повиновались мне беспрекословно... Я повторил опыт Тулона...

Десятого мая в битве при Лоди австрийцы били по мосту ядрами, но я был в гуще нападавших. Вокруг падали люди и ядра, а я был неуязвим. И мы взяли мост... И когда спустилась ночь, я вернулся на захваченный мост, заваленный трупами, и в который раз сказал себе: "Как бережет тебя судьба! Ты отмечен, и ты свершишь все, что видел в честолюбивых грезах". И я продолжил игру со смертью при Арколе. Там был тот же кромешный ад... Наши попытки захватить мост были тщетны. Гора трупов уже громоздилась на мосту. Солдатами овладело отчаяние. И тогда я повел их сам. Мармон (генерал, впоследствии маршал*) умолял меня: "Не идите туда, вы погибнете". Он был прав, если бы речь шла о простом смертном. Но то был я... Вокруг меня опять падали люди, был убит мой адъютант Мюирон - защитил меня от пули своей грудью... А я остался невредим... Впоследствии Гро нарисовал меня со знаменем на Аркольском мосту. Хотя на самом деле я не держал знамени. Я держал шпагу. И неплохо ею поработал. И опять вышел невредимым из кромешного ада...

Он помолчал.

- Как видите, я не только руководил сражениями - я участвовал в них... Однако не имею серьезных ран... так, жалкие царапины.

Впоследствии Маршан рассказывал, что, когда императора обмывали, у него на теле оказалось много шрамов от полученных ран. Превозмогая нечеловеческую боль, он оставался в строю, чтобы солдаты верили в его неуязвимость.