Маленькая флотилия прошла незамеченной посреди английских и французских судов, крейсировавших между Корсикой и Италией. 1 марта, около полудня, брошен был якорь в бухте Жуан. Несколько часов спустя все войско высадилось и расположилось на бивуаке в оливковой рощице между морем и дорогой из Канн в Антибы. В это время один капитан проник с двадцатью гренадерами в Антибскую цитадель с целью поднять тамошний гарнизон. Они были захвачены в плен. Офицеры выражали императору желание взять цитадель приступом, чтобы рассеять дурное впечатление, которое неминуемо вызвано будет захватом в плен гренадеров. Наполеон возразил: «Каждая минута дорога. Надо лететь. Лучшее средство загладить дурное впечатление от Антибского дела – это двигаться вперед быстрее распространения слухов об этом!..»
Историки изображали, как Наполеон во время своей стоянки в бухте Жуан, устремив глаза на карты, колебался, какой ему избрать путь, и взвешивал преимущества того и другого. На самом деле император принял свое решение гораздо раньше момента своей высадки. Он слишком хорошо знал политическую карту Франции, слишком велика была горечь, с которой он припоминал угрозы, оскорбления, унижения, каким он подвергся в Оранже, Авиньоне, Оргоне, – опасности, каких он избежал в Сен-Кана и Э, чтобы надеяться достигнуть Лиона по большой дороге. В ультрароялистских областях Прованса приходилось опасаться национальной гвардии и вооруженных крестьян, поднимаемых по призыву набата или сельского барабанщика. Конечно, таким шайкам не под силу было бы справиться с 1100 старыми солдатами под командованием Наполеона, но ведь к бою могли быть привлечены войска Марселя и Тулона, входившие в состав королевских волонтеров. Пусть даже первая схватка непременно окончилась бы победой – во всяком случае это было бы сражение, а император вовсе не хотел сражения. В Альпах не приходилось опасаться этого. Настроение горных обитателей восточного Прованса и особенно Дофине совершенно разнилось от настроения прибрежных жителей Средиземного моря и Роны; кроме того, горные обитатели, малочисленные, разбросанные, с трудом сообщавшиеся между собой вследствие природных препятствий и недостатка дорог, почти не могли получить предупреждения и собраться. Еще на острове Эльба Наполеон решил идти на Гренобль по крутым альпийским тропинкам.
Около полуночи колонна тронулась в путь. Она прошла через Канн и Грасс. В этих городах толпа сбегалась посмотреть на императора, проявляя, однако, больше любопытства и беспокойства, чем энтузиазма. Вечером 2-го марта добрались до деревушки Сернон на высоте 1373 метров. В двадцать часов небольшой отряд прошел более 50 километров по тропинкам, покрытым снегом, где приходилось идти гуськом. Этот переход был своего рода чудом. 3-го марта Наполеон миновал Кастеллане и имел дневку в Барреме; 4-го он вступил в Динь, откуда генерал Ловердо вывел гарнизон, чтобы избежать столкновения. 5-го он был в Гапе. 6-го он ночевал в Коре, на расстоянии одного перехода от Гренобля. В восточном Провансе население проявляло равнодушие или глухую вражду. Начиная с границ Дофине, стало обнаруживаться совсем другое настроение. Крестьяне приветствовали императора кликами и желали ему победы.
Весть о Наполеоне приходит в Тюльери.
Массена, начальник 8-го военного округа (Марсель), получил известие о высадке Наполеона лишь в ночь со 2-го на 3-е марта. Он сейчас же отправил часть марсельского гарнизона с назначением остановить императорскую колонну при переходе реки Дюрансы. Наполеон был на два дня впереди; генерал Миолли пришел слишком поздно. В то же время Массена отправил депешу военному министру, который получил ее лишь 5 марта. Немедленно собрался совет министров. Сульт заявил, что Талейран писал из Вены, прося образовать обсервационный корпус на итальянской границе для того, чтобы держать на почтительном расстоянии Мюрата и революционеров с Аппенинского полуострова; для исполнения этой просьбы 30 000 человек шли теперь по направлению к Альпам. Военный министр ручался, таким образом, что в несколько дней против 1100 солдат Наполеона будет выставлена настоящая армия. Все обрадовались такому счастливому совпадению, и решено было, что граф д’Артуа отправится в Лион, станет во главе войск, уже соединенных или собирающихся соединиться в Лионнэ, Дофине и Франшконте.На следующий день на новом заседании совета решено было немедленно созвать палаты, которые перед этим получили отсрочку до 1-го мая. Предполагалось, что ввиду появления Наполеона, ссылавшегося на принципы революции, король должен дать это доказательство своих конституционных чувств. Кроме того, он мог быть уверен в том, что найдет твердую поддержку в представителях страны, потому что среди них был всего один бонапартист. В том же заседании составлен был королевский ордоннанс, который объявлял Бонапарта изменником и бунтовщиком и предписывал всякому военному, национальному гвардейцу или гражданину «преследовать его всяческим способом».