Годой никогда не питал доверия к Наполеону, но он обольщал себя призрачными мечтами. Приезд Искиердо открыл ему глаза: он понял, что монархия погибла, и, узнав о приближении Мюрата, решил увлечь короля в Севилью, откуда, сообразно обстоятельствам, можно будет организовать сопротивление или бежать на Канарские острова или Майорку. План Годоя, бесспорно, был рассчитан правильно, но принц астурийский, все еще видевший во французах союзников, постарался разрушить этот план. Аранхуэц наполнился мадридскими жителями и крестьянами. Переодетый граф Монтихо, которого прозвали «дядя Петр», неустанно возбуждал их против Годоя.
16 марта король издал приказ, в котором подтверждал свое решение остаться среди своих возлюбленных подданных. Между тем он ускорил свои приготовления к отъезду. В ночь с 17 на 18 дозор заговорщиков встретил донью Хозефу Тудо, когда она выходила из квартиры Годоя; забили тревогу, Аранхуэц мгновенно наполнился разъяренной толпой, дворец Князя мира был взят приступом, и, чтобы смирить восстание, 18-го утром король объявил Годоя отрешенным от всех должностей. Никто не знал, что стало с временщиком, до утра 19 марта, когда один из солдат валлонской гвардии увидел его во дворе его дворца. Оказалось, что несчастный спрятался на чердаке под грудой ковров; тридцать восемь часов он провел здесь без воды и пищи, и вот, мучимый голодом и жаждой, вынужден был оставить свое убежище. На крики солдата сбежался народ. Годой успел только броситься в середину взвода лейб-гвардейцев, которые предложили ему защитить его как бывшего своего товарища и довести до своей казармы. Пеший между двух конных, судорожно ухватившись за луки их седел, осыпаемый ударами палок и камней, Годой добрался до гвардейской казармы полумертвым. Его положили в конюшне на соломенную подстилку. В этот страшный час король и королева были полны тревоги о своем друге; они умоляли своего сына сжалиться над ним; Фердинанд отправился к Годою и объявил ему свое помилование. «Разве ты уже король»? – спросил его Годой. «Нет еще, – отвечал Фердинанд, – но скоро буду им». Действительно, в семь часов вечера король, боясь нового мятежа, подписал свое отречение.
При первом известии о событиях, совершившихся в Аранхуэце, Мадрид восстал; когда стало известно, что временщик низвергнут, толпа бросилась к его дворцу и разорила его; были разграблены также дом матери Годоя, дом его брата Дон-Диего и дома его друзей. При известии об отречении короля ярость мятежников сразу перешла в безумный восторг. Радость была так велика, что вступление Мюрата в Мадрид (23 марта) прошло почти незамеченным. Фердинанд вступил в столицу на следующий день под исступленные крики народа. Женщины усыпали цветами дорогу, по которой он ехал, мужчины расстилали свои плащи под ноги его коня.
Эти необычайные события застали Наполеона врасплох. Вполне вероятно, что он еще не принял твердого решения, хотя уже 27 марта он условно предлагал испанскую корону своему брату Луи. Глупость старой королевской четы и советников Фердинанда сослужила ему превосходную службу.
Карл IV и Мария-Луиза желали одного – удалиться в Бадахоз, чтобы там жить спокойно с Годоем, их единственным другом. Желая спасти Годоя, они вздумали обратиться к Мюрату, наместнику императора в Испании. Мюрат сразу понял выгоду, которую он мог извлечь из этого положения дел. Он предложил Карлу IV заявить протест против своего отречения (25 марта 1808 г.) и прибегнуть к заступничеству Наполеона. Он дал ему охрану из французских солдат и убедил его по пути во Францию заехать в Эскуриал. Одну минуту Наполеон думал лично отправиться в Испанию, и то, что он увидел бы здесь, без сомнения, открыло бы ему истинные чувства народа. К несчастью, он остановился в Байонне. Богарне, Мюрат и Эскоикиз побудили Фердинанда отправиться сюда на свидание с императором.
Свидание в Байонне.
Фердинанд оставил Мадрид 10 апреля, надеясь найти Наполеона в Байонне. Его убедили проехать в Виторию. Здесь несколько преданных слуг – Уркихо, Корреа, Алава и Герцог Магон – умоляли его не ехать дальше; но Савари склонил его продолжать путь во Францию, и 20 апреля Фердинанд миновал Бидассоа. Сначала Наполеон не мог поверить такому ослеплению. «Неужели он здесь!» – воскликнул он. Он пожелал видеть его прежде, чем примет окончательное решение, но, увидав, тотчас решился: приговор Фердинанду был подписан. «Принц астурийский, – писал он, – очень глуп, очень зол и ненавидит Францию».