Наполеон. Отец Евросоюза

Наполеон в Дрездене. 9 мая 1812 года Наполеон покинул Париж, а 17-го он прибыл вместе с императрицей Марией-Луизой в Дрезден к саксонскому королю. Здесь повторились торжества, свидетелем которых в 1808 году был Эрфурт. Перед владыкой Европы, перед наследником Карла Великого столпились все коронованные особы Германии, не только участники Рейнского Союза, но и австрийский император с супругой, явившиеся обнять свою дочь и защищать свои интересы, и прусский король, взволнованный внезапной оккупацией Пиллау и Шпандау великой армией. В последний раз Наполеон явился миру во всем блеске своего величия, явился властителем 130 французских департаментов, сюзереном семи вассальных королевств

[31] и тридцати государей, во главе войск, которые беспрерывной лентой тянулись от Рейна к русской границе, – явился, вызывая ужас Европы и удивление Германии – восторженное и вместе с тем испуганное[32]

.

Наполеон в Польше. Вечером 30 мая Наполеон совершил свой въезд в Познань. Его встретили здесь с поразительным энтузиазмом. Весь город был иллюминован. Всюду транспаранты с хвалебными надписями: Heroi invincibili, Restauratori patriae, Grati Poloni imperatori magno

[33], и т. д. Он принял знать, явившуюся в придворных костюмах, и сказал ей: «Я предпочел бы видеть вас в сапогах и при шпорах, с саблей на боку, как ходили ваши предки». Затем он продолжал свой поход к Неману, не отклоняясь к Варшаве. И это был промах. Весьма ловкого своего представителя при великом герцогстве, Биньона, Наполеон сменил мехельнским архиепископом аббатом де Прадтом, рассчитывая, что духовный сановник будет пользоваться влиянием у такого католического народа. Данные от 28 мая инструкции предписывали ему собрать сейм с целью вотировать восстановление Польши, образовать повсюду конфедерации

и вызвать всеобщее восстание. К несчастью, архиепископ мехельнский был глуп, хотя и слыл за остряка. Прибыв в Варшаву 5 июня, он терял время на собственноручное исправление речей, которые должны были быть произнесены на сейме вождями Польши, и на удаление из этих речей всего того, что было «противно всяким правилам вкуса». Вместо того чтобы раскалить энтузиазм добела, он беспокоился по поводу увлечений, «в которые могла впасть эта масса собравшихся людей», и задумывал распустить сейм, как только он откроется. 22 июня при открытии собрания старый князь Адам-Казимир Чарторыйский, избранный маршалом, возвестил о восстановлении Польши в таких патетических выражениях, что раздались восторженные возгласы. Сейм объявил себя конфедерацией. Было решено, что больше не будет «двояких подданных», т. е. что поляки, имеющие владения и в великом герцогстве, и в Российской империи, вынуждены будут сделать выбор между той или другой национальностью. В результате этого постановления князь Адам Чарторыйский должен был послать царю Александру отказ от всех своих должностей. Наконец, решено было отправить депутацию к Наполеону. Прадт, все еще не понимавший положения дел, писал Бассано: «Они пошли бы очень быстро, если им дать ход». Он не дал им хода: на третий день он велел объявить о закрытии сейма, и так как думали, что это делается по приказанию Наполеона, то «это удивило французов и охладило поляков» (Биньон). Узнав об этом слишком поздно, Наполеон мог только сделать архиепископу строгий выговор.

Допущены были и другие ошибки. Теряли время на то, чтобы обучить польских рекрутов на французский лад, вместо того чтобы поднять всю страну и двинуть против русской границы посполитоерушенье[34]. Вместо того чтобы соединить в одну массу свои регулярные польские войска, войска великого герцогства и войска, возвратившиеся из Испании, Наполеон распределил их по семи корпусам (гвардии, корпусу Мюрата, Понятовского, Даву, Жерома-Наполеона, Виктора, Макдональда). Этим путем (так утверждает Прадт, который в данном случае сводит счеты с Наполеоном) он сделал «невидимою» целую армию поляков в 70 000 человек. Наконец, проход великой армии через Польшу, как и через Германию, сопровождался разными насилиями, и страна, без того уже бедная, страдала еще больше Германии от тех, кто называл себя ее освободителями. Надо отметить, что Волынь и другие русские области почти вовсе не входили в эти 70 000 поляков великой армии.