Наполеон. Победителей не судят

Как видим, Наполеон отнюдь не был баловнем Фортуны, как о нем принято думать. Первый период его жизни закончился полным крахом. Он пустил псу под хвост свою военную карьеру – взамен получил шиш с маслом. Его юношеские мечты оказались сплошной иллюзией. Все разлетелось в прах. Наполеон не просто не сумел заняться тем, что полагал делом своей жизни – борьбой за свободу Корсики, он попал в число ее врагов и фактически остался без родины. И ко всему еще – имел теперь на своих плечах бездомное семейство, которое требовалось куда-то пристроить и содержать. Кто-то из мудрых людей сказал, что юность кончается тогда, когда умирают юношеские иллюзии. Если это так, то с июня 1792 года, времени окончательного возвращения во Францию, у Наполеона началась взрослая жизнь.

Формула победы

1. Слава берется с бою

Когда в Париже смылилось все мыло,
С петицией в Конвент явились прачки.
Не плакаться и не просить подачки.
А требовать того, что их кормило.
Над сыплющими пудрой париками
«Горы» и жирондистских депутатов
Махали прачки красными

руками,Срывая ход парламентских дебатов.
А депутаты белыми платками
Отмахивались от насевших прачек.
И бледный якобинский аппаратчик
Грозил им полицейскими полками.
Но руки прачек были как знамена,
Которых ввек не целовали принцы.
И проголосовали поименно
В их пользу представители провинций.
И председатель с помутневшим взором,
Поправив парика седые клочья,
Указом предоставил полномочья —
Особые – парижским живодерам.
И пуделей – балконы и мансарды.
И пуделей – балконы и мансарды.
В напуганных предместьях поредели
Голодные и тощие бастарды.
Закон гласил: кто тявкнет – вне закона.
Мулен кричал: «где грязно, там измена».
Меж красных пальцев протекала пена.
И намокал воротничок Дантона.

(Е. Сливкин)

В этом небольшом стихотворении, описывающем реальное событие 1793 года, – вся суть Французской революции. Что же произошло? С начала 1793 года нормальная жизнь в революционном Париже совсем расстроилась. И в июне депутация парижских прачек пришла на заседание Конвента и в ультимативной форме потребовала: хоть разбейтесь в лепешку, но мыло нам дайте! Спорить с пролетарскими массами было опасно. И Конвент издал указ, по которому парижские живодеры смогли хватать на улице любых подвернувшихся собак – основное «сырье» для производства мыла. Даже «благородных» болонок и пуделей, не говоря уж о безродных и тощих «бастардах» предместий. Характерная картинка… Для тех, кто не знает: Мулен и Дантон – революционные деятели, они кончили жизнь на гильотине. Да их-то и не жалко. Но попались и многие другие. Мочили не только бедных собачек, но и людей. За что? А так, на всякий случай. У нас вот теперь модно ругать большевиков за «красный террор». А во Франции было куда хуже. Существовал специальный «декрет о подозрительных», по которому можно было забрать любого. Вот вам, к примеру, не нравится сосед. Пошли и настучали: он, мол, явно сочувствует врагам революции. И – всё. Приезжали и забирали. А во Франции Колымы не было. Все шли под «вышку». Но самое-то смешное – революционеры были по-своему правы! Вот хоть ногами меня бейте, а эти монстры вызывают все-таки больше сочувствия, чем их враги. Потому что у них были хоть какие-то идеи. И лозунг «аристократов – на фонарь» французы понимали просто. Раз все дворяне окажутся на фонарях, обратно требовать «свое законное» уже никто не явится… А землю крестьяне получили? Получили. Феодальный хомут с шеи скинули. И предприниматели перестали чувствовать себя в своей стране людьми второго сорта. Поэтому до поры до времени даже террор воспринимался как неприятная, но необходимая вещь.