Читаем Наполеон. Попытка № 2 полностью

«Утром было 24 градуса мороза, ночью же он увеличивался так, что термометр показывал 29, а восьмого вся ртуть собралась в тюбике. Я разбил термометр в присутствии нескольких офицеров, показав им ртуть, сделавшуюся похожей на маленькую пулю. Вся дорога покрылась сплошным льдом, отчего люди, ослабленные усталостью и отсутствием пищи, падали тысячами; не будучи в состоянии подняться, они умирали через несколько минут…»

«В воздухе летали ледяные крупинки, птицы падали замерзшими на лету. Атмосфера была неподвижной и безмолвной; казалось, все, что могло в природе двигаться и жить, даже сам ветер, было подавлено, сковано и как бы заморожено. Ни слов, ни ропота – мертвое безмолвие, безмолвие отчаяния…»

«Большая часть деревень по нашему пути была старательно выжжена нашими солдатами, гревшимися у этих чудовищных костров. Сколько раз мне случалось видеть сотни теней вокруг пылающих лачуг; эти тени болтали и хохотали, пока все не превращалось в пепел. Про них говорили, что они отморозили себе мозг. Эти несчастные, на которых никто не обращал внимания, большей частью погибали самым ужасным образом…»

«Я вдруг заметил большие костры, разложенные с одной стороны дороги недалеко от группы домиков. Я приблизился к одной из групп и был очень радушно принят. Тут были польские уланы и французские конные егеря, конечно же, без лошадей. Я вступил в разговор с французами. Несмотря на мой костюм, более чем изорванный, по которому едва ли во мне можно было признать офицера (Запомните это одеяние! – А. Н.), егеря были очень любезны и предупредительны со мной. Очевидно, это были люди из хороших семей. Один из них спросил меня: видел ли я, что находится у меня за спиной, между строениями? Я бросил взгляд по указанному направлению, но увидел только громадную пирамиду, верхушка которой достигала второго этажа построек. При мерцающем свете нашего костра я не мог разобрать, из чего состояла эта груда, покрытая густым слоем снега. Француз, которого я спросил об этом, сказал: – Это трупы.

Вся пирамида состояла из сотен тел, смерзшихся в одну кучу».

…И после этого находятся люди, считающие, что вовсе не мороз погубил французов! Штабеля трупов размером с дома… Это, конечно, Кутузов всех убил, всех зарезал.

Но картина будет неполной, если я не приведу еще несколько отрывков.

«Начиная с 7-го числа настал такой необычайный холод, что даже самые крепкие люди отмораживали себе тело до такой степени, что, как только они приближались к огню, тело начинало мокнуть, распадаться, и они умирали. Можно было видеть необычайное количество солдат, у которых вместо кистей рук и пальцев оставались только кости, все мясо отпало. У многих отваливались нос и уши, огромное количество сошло с ума – это была последняя стадия. Их можно было принять за пьяных, они шли, пошатываясь и говоря несуразнейшие вещи, которые могли бы даже показаться забавными, если бы не было известно, что это состояние является предвестником смерти.

Действие самого сильного мороза похоже на действие самого сильного огня: руки и тело покрываются волдырями, наполненными красноватой жидкостью, эти волдыри лопаются, и мясо почти тотчас же отпадает. Это разрушение можно представить себе, положив к огню сильно замерзшую картошку.

По мере того, как она начинает оттаивать, она покрывается влагой – то же самое происходит и с нашим телом. Несмотря на явную опасность от приближения к огню, немногие из солдат имели достаточно силы, чтобы удержаться от этого соблазна. Едва они оттаивали, как падали замертво. Подходили другие, садились на трупы своих товарищей и гибли минуту спустя. Пример товарищей не мог заставить их избежать опасности. Я видел около одного дома более 800 человек, погибших таким образом. В других случаях они сгорали, лежа слишком близко к огню и не будучи в силах отодвинуться от приближающегося пламени. Везде виднелись наполовину обгоревшие трупы…»

«На свет огней всю ночь подходили новые призраки, которым не находилось места у костров. Тогда они ложились на снег за цепью своих более счастливых товарищей и там умирали. Некоторые, не имея сил повалить высокие лесные ели, напрасно старались поджечь их снизу, но скоро смерть захватывала их вокруг этих деревьев в той позе, которую они принимали за работой.

Возле больших сараев происходило самое ужасное. Солдаты и офицеры бросались и битком набивали их. Скоро приходили новые толпы отставших и, не в силах проникнуть в эти убежища скорби, начинали осаждать их. Те, кого спасли эти убежища, утром находили своих товарищей грудой замерзших. И чтобы выбраться из этих катакомб, надо было с невероятными усилиями перебираться через тела.

В Жупранах… зарево пожара привлекло несчастных, которых суровый холод и страдания довели до безумия: они сбегались и со скрежетом зубов и с адским хохотом бросались в эти костры, в которых погибали. Голодные их товарищи без ужаса смотрели на них, были даже такие, которые подтаскивали к себе обезображенные и обугленные тела и решались поднести ко рту эту ужасную пищу! Таковы были последние дни Великой армии…»

Перейти на страницу:

Похожие книги

Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное