Читаем Наполеон. Последняя любовь полностью

Бертран, всегда, прежде чем принять кардинальное решение, необходимо рассмотреть другие аспекты действий. Я понимал, что англичане не станут играть по правилам, и поэтому я… я оставил для себя открытыми несколько путей отступления. Теперь всем ясно, насколько я был прав — они держат меня под охраной в доме, полном крыс, и вдалеке от цивилизации. Пришло время воспользоваться теми приготовлениями, которые я сделал. Под большим секретом я расскажу вам все. Что касается остальных — я уверен в их верности, но как насчет их рассудительности? Смогут ли они обо всем промолчать? Вот что я хотел вам сказать. Я ожидаю писем от аббата Форса. Не хмурьтесь и не качайте головой. Он — самый хороший агент, который у меня был. Если кто-то может избавить меня от этого ада, то это он.

У него забавный почерк — мелкий и плотный, с трудом разбираешь. Если я получу от него письмо, написанное этим странным почерком, у меня вновь возникнут надежды, которые уже давно почили мертвым сном. Он, и только он, этот неряшливый священник, о котором вы так дурно думаете, способен выполнить планы моего освобождения.

Он поднялся с кресла, и они медленно отправились назад к скоплению низких крыш и стен с подтеками, на которых не держалась краска. К тому месту, что носило название Лонгвуд. Бертран обратил внимание на то, как блестели глаза императора, и его походка стала более упругой.

— Крошка правды нечаянно оказалась у меня в руках, — шепнул Бертрану Наполеон. — Бертран, мне кажется, что вскоре к нам прибудет долгожданное вино.

2

В Джеймстауне стояла жуткая жара. Клерки покинули свои офисы, лавочники позакрывали лавчонки, все столпились у залива в тщетной надежде получить глоток свежего воздуха, веющего с моря. Ночь не приносила облегчения, и люди расстилали покрывала на жесткой земле в садах и палисадниках. Таверны были переполнены, потому что люди пили теплое пиво, надеясь, что оно немного приглушит жажду. Все говорили, что худшей погоды давно не было на острове.

— Это наказание за то, что тут находится несчастный корсиканский мясник. А нам приходится делить это наказание вместе с ним.

— Почему Бог наслал на нас такую жару и не подождал пока Бони окажется в аду?

Вильям Бэлкум взял с собой в город Менти Тиммса, чтобы тот раскачивал опахало в главной комнате офиса. Он молча сидел без сил в комнате и видел, что рубашка Менти не доходит ему до пояса. В это время к нему пожаловал граф Бертран.

Бертран начал немного говорить по-английски, а Бэлкум расширил запас французских слов, но они с трудом могли вести разговор, временами застревая, когда никто из них не мог объяснить, что же он хочет выразить.

— Садитесь, граф, — пригласил Вильям Белкум, приказав поставить стул прямо под опахалом.

Его поразило, как достойно держался начальник свиты Наполеона. Всем на острове была известна история о том, что Фанни Диллон (девичье имя графини) сказала Наполеону, когда тот предложил, чтобы она вышла замуж за Бертрана:

— Почему бы мне не выйти замуж за обезьянку Папы?

Бэлкум решил, что она не видела своего будущего супруга до того, как сделала это заявление. У Бертрана было чисто выбритое лицо. Его можно было назвать привлекательным, и он был весьма серьезен. Все говорили, что его союз с женой оказался вполне счастливым.

— Два дня назад прибыло судно «Певерил», — сказал Бэлкум. — Мы получили почти все, что было заказано для вас. Народ оттуда, — он указал на правительственный замок, — все еще досматривает грузы. Они штырями протыкают каждую голову сахара и просеивают всю муку. Вся заказанная материя просматривается под микроскопом. Интересно, что они хотят там найти?

— Видимо, письма, — холодно ответил Бертран.

— До сих пор они мне сказали только о вине, посланном из Кадиса, которое было отправлено самому генералу.

— Да, — так же холодно сказал Бертран, — он спрашивал об этом вине. Это его любимое вино, и какой-то знакомый из Барселоны обещал ему время от времени посылать его.

— Вино походит на портвейн? — мгновенно заинтересовался Бэлкум.

Бертран покачал головой.

— Нет, мосье. Мне кажется, что это красное сухое вино. Я даже не помню, чтобы я сам его пробовал, — он помолчал, — надеюсь, что в грузе будут фиги и финики, их желает получить мадам Монтолон. Она себя ведет так, будто подозревает меня в том, что я их себе присвоил.

— Они там есть. Один усердный молодой человек из замка просмотрел их все до единого. Там оказалось множество червей, но никаких писем.

— Вот как! Мадам весьма брезглива, и мне придется предупредить ее быть осторожнее.

На следующее утро Бертран принес в Лонгвуд корзину, из которой торчали горлышки бутылок. Пленник видел, как он подходил к Лонгвуду, и стоял у портика, поджидая его.

— Ха, наконец, все прибыло!

Бертран поклонился.

— Да, сир. За нами следят и поэтому вам лучше не обращать особого внимания на эту корзину. Я передам ее прислуге.

Они долгое время оставались снаружи и о чем-то разговаривали, и это могли видеть офицеры, наблюдавшие за ними. Наконец они вошли внутрь. Корзина стояла на столе в столовой.

Перейти на страницу:

Все книги серии Венценосцы

Жизнь Чезаре Борджиа (др. изд.)
Жизнь Чезаре Борджиа (др. изд.)

Борджиа — знатный род испанского происхождения, игравший значительную роль в Италии пятнадцатого — начала шестнадцатого века. Наиболее известные его представители — Родриго Борджиа (папа Александр VI), Чезаре Борджиа, Лукреция Борджиа — удостоились внимания Вольтера и великих романистов Виктора Гюго и Александра Дюма. Сложившаяся легенда о Борджиа полна сенсационных сюжетов о самых страшных преступлениях этой семьи — убийствах, грабежах, нарушениях клятв и кровосмешении. Чезаре Борджиа — герцог Валентино неизменно предстает в этих сюжетах героем шпаги и отравленного вина. Признанный мастер исторической прозы Рафаэль Сабатини создает многообразный сложный портрет Чезаре Борджиа, проявившего себя как незаурядная личность при попытке подчинить и объединить целые области Италии. Высоко ценил политическую деятельность Чезаре Борджиа его современник Никколо Макиавелли, государственный секретарь флорентийской Синьории, которому герцог послужил прообразом его `Государя` — книги, навсегда обессмертившей имя великого флорентийца.

Рафаэль Сабатини

Приключения / Исторические приключения

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее
Судьба. Книга 1
Судьба. Книга 1

Роман «Судьба» Хидыра Дерьяева — популярнейшее произведение туркменской советской литературы. Писатель замыслил широкое эпическое полотно из жизни своего народа, которое должно вобрать в себя множество эпизодов, событий, людских судеб, сложных, трагических, противоречивых, и показать путь трудящихся в революцию. Предлагаемая вниманию читателей книга — лишь зачин, начало будущей эпопеи, но тем не менее это цельное и законченное произведение. Это — первая встреча автора с русским читателем, хотя и Хидыр Дерьяев — старейший туркменский писатель, а книга его — первый роман в туркменской реалистической прозе. «Судьба» — взволнованный рассказ о давних событиях, о дореволюционном ауле, о людях, населяющих его, разных, не похожих друг на друга. Рассказы о судьбах героев романа вырастают в сложное, многоплановое повествование о судьбе целого народа.

Хидыр Дерьяев

Проза / Роман, повесть / Советская классическая проза / Роман