Наполеон. Заговоры и покушения

В январе 1809 года в Париже были расстреляны без суда и следствия два человека: Раймон де Гранмон, бывший эмигрант, 38 лет, и швейцарец Кудрие 24 лет. Они тоже готовили покушение на Наполеона, но были вовремя схвачены агентами полиции.

Всего по аналогичным причинам было арестовано множество людей. Тюрьмы империи были переполнены. Они делились на пять категорий. Самыми главными были государственные тюрьмы: Тампль, Венсенн, Ля Форс и некоторые другие. Там содержались важные государственные преступники, ожидавшие суда или приведения в исполнение смертного приговора. Кроме того, имелись специальные тюрьмы для священников. Были также тюрьмы для тех, кому смертная казнь была заменена длительным заключением. Тюрьмы местного значения имелись практически во всех городах и крепостях. Самым низшим звеном были тюрьмы для простых бродяг и воров.

По оценке Анри Форнерона, число государственных заключенных в период с установления режима Консульства и до 1811 года постоянно составляло от полутора до двух тысяч человек. После 1811 года это число заметно увеличилось, превысив две с половиной тысячи человек.

* * *

Среди покушавшихся на жизнь Наполеона были не только французы. В их числе было немало и жителей покоренных ненасытным в своих завоеваниях императором стран, в частности немцев.

Ненавидевшая Наполеона мадам де Сталь объясняет это так:

«Разве даровал он иностранным нациям больше свободы? Ни один европейский государь не позволил бы себе в течение года совершить столько наглых беззаконий, сколько Бонапарт совершал ежедневно. Он вынуждал европейские народы променять их покой и свободу, их язык, законы и состояние, их кровь и их детей на несчастья и стыд, на утрату национальной независимости и всеобщее презрение».

Когда те же немецкие правители поняли свою неспособность противостоять Наполеону обычными средствами, т. е. выставляя свои армии против его армий, они обратились к своим народам. Как это всегда бывает, когда угрожают коронам, речь пошла о свободе и равенстве. В манифесте, ходившем по всей Германии в начале 1809 года, говорилось:

«Саксонцы! Немцы! С этого момента наши генеалогические деревья не имеют никакого значения. Возрождение Германии может произойти только благодаря новым людям. Сейчас нет других достоинств, кроме таланта и рвения, с которыми защищают свою родину! Свобода или смерть!»

Эти слова оказали огромное влияние на немцев. Наполеон для всех стал врагом не только их родины, но и свободы вообще. Молодежь, охваченная патриотическими чувствами, загорелась идеей возмездия. Фридрих Штапс, о котором пойдет речь в этой главе, юноша наивный и впечатлительный, стал одним из представителей этой волны политической экзальтации.

* * *

С первых дней октября 1809 года Наполеон находился в Шёнбрунне, близ Вены, где он вел переговоры с австрийцами. Как-то раз он вдруг заговорил со своими приближенными о своей безопасности.

— Я читал секретные донесения и точно знаю, — сказал Наполеон, — что принц Лихтенштейн, австрийский посол, говорил министру иностранных дел Шампаньи, что в Германии немало горячих голов, настроенных убить меня, но главы государств якобы отказываются даже обсуждать предложения на эту тему. Хитрецы, они специально говорят такое, чтобы сделать нас более сговорчивыми при подписании договора. У них ничего не выйдет! И кстати, хотелось бы посмотреть, что это за человек, который отважится нанести мне удар?

— Послушайте, Сир, — ответил ему генерал Савари, — таковые, может быть, и найдутся, но Вашему Величеству всегда удавалось избежать смерти в многочисленных сражениях. А вот этот человек должен понимать, что ему живым не уйти.

— Конечно, никто не хочет умирать, — согласился Наполеон.

— Да, Сир, но тому, кто решится на такое, неизбежно придется погибнуть, и он об этом не может не знать.

Потом речь зашла о возможной попытке отравления. Гофмаршал двора Дюрок высказал такую мысль, что это мог бы быть единственный способ, который оставлял бы преступнику хоть какую-то возможность избежать сурового наказания. Савари согласился с ним, но Наполеон лишь нервно повел плечами.

— А знаете ли вы, — заявил он, — что химик Бертоле объяснил мне, что яды не действуют через внешние органы? При малейшем подозрительном привкусе, например, напитка, достаточно мгновенно выплюнуть его, и ничего не случится.

На этом разговор и закончился.

* * *