Наполеон. Заговоры и покушения

Фуше через одного из своих тайных агентов, конечно же, тоже знал об этом изобретении. В ночь с 7 на 8 ноября Шевалье и его друзья были им захвачены и брошены в тюрьму Тампль. Теперь, после покушения на улице Сен-Никез, многих якобинцев отправят на эшафот, и ему, Фуше, предстоит послушно выполнять приказ первого консула, звучавший так: самым жестким образом раздавить якобинскую оппозицию новому режиму.

– Нации объявлена война! – кричал Наполеон. – Первый консул – это воплощение нации, ее персонифицированное выражение, а покушение на первого консула – это покушение на нацию, покушение на конституцию.

Итак, Наполеон решил покончить с оппозицией слева, и взрыв на улице Сен-Никез оказался ему весьма кстати. Фуше было велено составить проскрипционный список. Министр полиции, по его собственным словам, не одобрял принятия репрессивных мер против якобинцев, но список, разумеется, составил. В него попало более ста человек, и все они были арестованы. Многие потом подверглись ссылке в Гвиану, откуда редко кто возвращался. Кое-кто пошел на гильотину.

Уточнения можно найти у французских историков Эрнеста Лависса и Альфреда Рамбо:

«Бывший член Совета пятисот Дестрем, 19 брюмера в Сен-Клу бросивший в лицо Бонапарту слова сурового осуждения[6], был сослан в Гвиану и более не увидел Франции. Кроме него в Гвиану было сослано еще около сорока человек. Остальных, в том числе бывшего генерала Россиньоля, сослали на Маэ, один из Сейшельских островов.

Этим не ограничились меры, принятые Бонапартом против республиканцев. Постановлением от 17 нивоза IX года (7 января 1801 года) были отданы под надзор полиции в пределах Франции, с запрещением жить в департаменте Сены и смежных с ним, пятьдесят два гражданина, известные своим демократическим образом мыслей… Несколько жен и вдов республиканцев, как вдовы Шометта, Марата и Бабёфа, были без суда заключены в тюрьму. Были также и казни, несколько человек были беззаконно приговорены к смерти».

Жозеф Черакки и его незадачливые сообщники были преданы суду. Закрытый процесс начался 7 января 1801 года и завершился через два дня. Диана был приговорен к длительному заключению, а Черакки, Арена, Демервилль и Топино-Лебрён – к высшей мере наказания. 30 января в девять часов утра они взошли на эшафот. Но за два часа до этого Демервилль вдруг заявил, что готов рассказать все, что знает о корнях и финансировании заговора. С ним разговаривали полтора часа, но Демервилль все это время требовал, чтобы ему и его сообщникам заменили смертную казнь депортацией из страны. Иначе, мол, он ничего не скажет. Этих его требований власти не приняли, и Демервилль присоединился к своим товарищам.

Перед смертью Арена воскликнул: «Если меня считают республиканцем и врагом первого консула, то я заслуживаю своей судьбы, если сообщником убийц, то я невиновен!»

Создатель «адской машины» Шевалье и его помощники были расстреляны еще раньше – 11 января.

Из списка, составленного Фуше, многие попали в ссылку и в тюрьмы без суда и следствия и не были освобождены, даже когда истина восторжествовала.

Противница Наполеона Жермена де Сталь потом вспоминала:

«Список этих якобинцев составлялся самым беззаконным образом; государственные советники вписывали в него одни имена и вычеркивали другие, а сенаторы эти решения утверждали. Тех, кто не одобрял способ, каким был составлен этот список, убеждали, что в него вошли исключительно злодеи, повинные в страшных преступлениях».

Ей вторит секретарь Наполеона Бурьенн:

«Я с ужасом наблюдал, как первый консул устремляется по дороге произвола. Но кто мог перечить его воле?»

Послушный Сенат провозгласил эти меры «конституционными». Что же касается Фуше, так тот написал в одном из своих рапортов: