По мнению Исдейла, «Великая империя» Наполеона «олицетворяла не революцию, а возврат к просвещённому абсолютизму». Перечисляя привнесённые французским оружием перемены в европейских странах, такие как рациональные системы территориальной организации, введение унифицированных кодексов по французскому образцу, уничтожение феодализма, реформа судебной системы, подчинение церкви гражданской власти, формирование современного чиновничьего аппарата, реформа вооружённых сил (опять-таки в соответствии с французским стандартом), Исдейл ещё раз возвращается к вопросу о целях, которые Наполеон преследовал в этой связи:
Исдейл смело отвергает расхожее мнение о том, что наполеоновские войны замедлили экономический рост в Англии, находя его «весьма небезупречным». Рассматривая реформы, проходившие в России, Австрии и Пруссии, он видит в них проявление той же политики просвещённого абсолютизма, которая характеризовала реформаторскую деятельности Наполеона в пределах «Великой империи». Отсюда он делает далеко идущий вывод о том, что в войнах 1803–1815 гг. «подобное воевало с подобным». Чрезвычайно любопытна оценка, данная Исдейлом переменам, происшедшим в Испании, Швеции и на Сицилии в эпоху наполеоновских войн. По его мнению, во всех этих странах «дворянство находилось в центре первоначального конфликта» и «именно война стала катализатором попытки надеть узду на королевскую власть».
Исдейл не приемлет оценки войны в Испании, России и Германии как «народной войны», причём вступает в полемику даже не столько с современными исследователями[5]
, сколько с Клаузевицем и Жомини, много, в своё время, рассуждавших о народном и освободительном характере войн.Оригинальна точка зрения Исдейла на последствия континентальной блокады для народов Европы. Не менее оригинальна и оценка им того, к каким глобальным социальным и экономическим последствиям привели наполеоновские войны народы Европы и каково было их влияние на историю XIX столетия в целом.
При всём том, что автора никак не заподозришь в бонапартизме, он сумел (основываясь почти исключительно на цитатах из речей Наполеона и ссылках на мемуары его современников) нарисовать яркий и запоминающийся образ великого императора.
В девяти главах своего исследования Исдейл рассмотрел множество проблем. Не нужно, да и попросту невозможно пересказать в кратком предисловии их содержание. В заключение остановимся лишь на нескольких позициях автора, с которыми, на наш взгляд, нельзя согласиться. Ни в предисловии, ни в главах книги Исдейл не попытался обосновать взятые им хронологические рамки наполеоновских войн (1803–1815 гг.).
Одновременно, ограничивая рамки идеологической войны против Франции лишь 1792–1793 гг., автор, как нам представляется, сильно их сужает, ибо, так или иначе, идеологический элемент присутствовал в коалиционных войнах и в последующие годы (причём с обеих сторон). Чего стоит, к примеру, эпизод с исполнением французским военным оркестром Марсельезы на Бородинском поле[6]
или попытка союзников опереться на роялистские настроения части населения во время французской кампании 1814 г.?