Напоминание о нем

Клянусь, все это похоже на то, как если бы весь город был большой доской для игры в «Монополию», и теперь, когда ты умер, кто-то взял доску и смешал все карточки.

Все стало другим. Все кажется незнакомым. Последние пару часов я бродила по центру и смотрела. Я шла в продуктовый, а потом отвлеклась, увидев скамейку, на которой мы ели мороженое. Я села и какое-то время смотрела на прохожих.

В этом городе все кажутся такими беззаботными. Люди просто идут по улице, как будто в их мире все правильно, как будто они не могут в любой момент упасть с тротуара и оказаться на небесах. Они просто переходят из одного момента в другой и знать не знают о матерях, которые бродят вокруг, потеряв своих дочерей.

Наверное, мне не стоило идти в бар, особенно в первый же вечер по возвращении. Не то чтобы у меня проблемы с алкоголем, та ужасная ночь была исключением. Но последнее, чего я хочу, так это чтобы твои родители узнали, что я зашла в бар раньше, чем зашла к ним.

Но я-то думала, что там все еще книжный, а в книжных обычно продают кофе. И я так расстроилась, что зашла внутрь, потому что это был долгий день, я ехала сюда на автобусе, а потом на такси. И рассчитывала на большее количество кофеина, чем то, что есть в диетической коле.

Может, в этом баре и кофе есть. Я пока не спрашивала.

Может, мне не стоит тебе говорить, но я обещаю, что к концу письма станет понятно, зачем я это делаю – я однажды поцеловала охранника в тюрьме.

Нас застукали, и его перевели в другое место, и я переживала, что из-за нашего поцелуя у него возникли неприятности. Но он разговаривал со мной как с человеком, а не с номером, и хотя он мне даже не нравился, я знаю, что нравилась ему, так что, когда он поцеловал меня, я ответила ему. Таким способом я поблагодарила его. И, думаю, он это понял, и его это устраивало. Прошло уже два года с тех пор, как ты касался меня, так что, когда он прижал меня к стене и обхватил за талию, я думала, что почувствую что-то большее.

И я грустила из-за того, что не почувствовала.

Я говорю тебе все это потому, что у него был вкус кофе, но кофе лучше, чем тот, что давали в тюрьме заключенным. Это был дорогой кофе за восемь долларов из «Старбакса», с карамелью, взбитыми сливками и вишней. Вот почему я целовала его. Не потому, что мне нравился поцелуй, или он сам, или его руки на моей талии, но потому, что я так соскучилась по дорогому душистому кофе.

И по тебе. Я скучаю по дорогому кофе и по тебе.

С любовью,

Кенна.

– Вам долить? – спросил бармен. Его руки покрывали татуировки, уходящие вверх под рукава рубашки. А рубашку он надел темно-бордовую, такой цвет не часто увидишь в тюрьме.

Я как-то не задумывалась там об этом, но тюрьма была такой бесцветной и мутной, и ты начинаешь забывать, как могут выглядеть осенние деревья.

– А у вас есть кофе? – спросила я.

– Конечно. Сливки и сахар?

– А карамель у вас есть? И взбитые сливки?

Он закинул полотенце на плечо.

– Ну да. Соевые, снятые, миндальные или цельные?

– Цельные.

Бармен рассмеялся.

– Я пошутил. Это же бар – у меня есть кувшин кофе, заваренный четыре часа назад, и вы можете выбрать – со сливками, с сахаром, оба или ничего.

Цвет его рубашки и то, как она шла к цвету его кожи, сразу утратили привлекательность. Придурок.

– Просто принесите хоть что-нибудь, – пробурчала я.

Бармен ушел, чтобы принести мне обычный тюремный кофе. Я видела, как он поднял кофейник и поднес к носу, чтобы понюхать. Поморщился и вылил все в раковину. Наполнил его водой, одновременно подливая кому-то пива, и стал варить новый кофе, одновременно рассчитываясь с кем-то, еще и улыбаясь – достаточно в меру, но не слишком.

Я никогда не видела, чтобы кто-то двигался так плавно и ловко, как будто у него семь рук и три мозга и все работали одновременно. Когда смотришь на то, как кто-то хорошо делает свое дело, тебя буквально завораживает.

А я не знаю, что я делаю хорошо. Не знаю, есть ли в этом мире хоть что-нибудь, что я могла бы делать так, словно это не требует усилий.

Есть вещи, которые я хотела бы делать хорошо. Я хотела быть хорошей матерью. Всем своим будущим детям, но особенно дочке, той, что я уже принесла в этот мир. Я бы хотела сад, чтобы сажать в нем всякое. То, что росло бы и не умирало. Я хотела бы научиться говорить с людьми так, чтобы не жалеть тут же о каждом сказанном слове. Хотела бы что-то чувствовать, когда парень обнимает меня за талию. Хотела бы жить хорошо. Хотела бы, чтобы это казалось легким и без усилий, но до сих пор мне удалось только сделать все в своей жизни настолько сложным, что в этом почти невозможно разобраться.

Закончив приготовление, бармен подошел ко мне. Пока он наливал кофе в кружку, я смотрела на него, наконец по-настоящему понимая, что же вижу. Он был красив в том смысле, что девушка, которая пытается вернуть себе опеку над своей дочерью, должна держаться от такого подальше. Его глаза явно кое-что повидали, а руки наверняка кое-кому да врезали.