Напрасные слова

Смотрю, законный мой чего-то заподозрил,
Не знаю, что он мог заметить с пьяных глаз?
Пришел однажды и дает мне в руку розы,
Пять лет живем мы, а такое в первый раз.

Потом он спать пошел, а я включила телек,
Шипом от розы укололась и реву.
Глотаю слезы – неужели, неужели
Так без него весь бабий век я проживу?

Летели дни, а он все реже на экране,
То в День милиции, то где-то в «Огоньке».
Вдруг стало легче чуть моей сердечной ране,
И я устала жить в печали и тоске.

Прости-прощай, моя любовь, мой композитор!
Душа еще чуть-чуть поноет и пройдет.
Ведь ты ж мужик, а мужики все – паразиты,
И мой сейчас, небось, подвыпивши, придет.

Сбитый летчик

Умелым летчиком был ты,
А я боялась высоты,
Но замирала в облаках,
Про все забыв в твоих руках.

Луна катилась в вышине,
И ты шептал на ухо мне,
Что будем вместе мы всегда,
Но я не верила тогда.

Короче, точка.
В блокноте строчка —
Как ошибалась я, мой малыш.
Ты – сбитый летчик,
Ты – сбитый летчик
И больше в небо не улетишь.

Короче, точка.
Прошла та ночка.
Теперь на сердце
Покой и тишь.
Ты – сбитый летчик,
Ты – сбитый летчик
И больше в небо не улетишь!

Совет мой будет очень прост —
Ты не считай на небе звезд,
А на земле твои следы —
Лишь путь от счастья до беды.

Зачем же снится мне опять,
Что учишь ты меня летать?
И, просыпаясь, я боюсь,
Что снова с облака сорвусь.

Не летай выше облаков (фрагмент автобиографической прозы)

Было это не так уж и давно, но и не так уж и недавно. Многие еще помнят время, когда в магазинах не было ни вещей, ни продуктов. Зато в бесплатных городских туалетах можно было прикупить все, что хочешь, – от импортного свитерка до солнечных очков. Правда, был страх – как нагрянет милиция, как заберет всех – кто продает и кто покупает.

В общем, мечтой каждого москвича были валютные «Березки». Окна этих магазинов были плотно зашторены, и тем, у кого не было бумажек, странно называвшихся сертификатами, узнать, что же продается в этом зашторенном раю, было невозможно.

У меня была подружка Люська, а у Люськи эти сертификаты откуда-то были. Иногда она брала меня с собой за покупками. Я никогда не была особенно завистливой, но импортную кофточку, конечно, ужасно хотелось. Да что там кофточку, хотелось всего на свете, потому что ничего тогда у меня не было.

В нашей с Люськой школе обучали машинописи и стенографии, я уже умела очень быстро и грамотно печатать и устроилась работать машинисткой в редакцию толстого литературного журнала.

Каждое утро я приходила в машбюро. Начальница Варвара Васильевна уже резала ломтиками антоновское яблочко, заливала его кипяточком и пила этот кисленький напиток, чтобы после вчерашней серьезной выпивки голова не болела. Себе на перепечатку Варвара обычно брала стихи – там строчки коротенькие. А мне давала романы без абзацев.

Мне работа очень нравилась, потому что в машбюро постоянно заходили настоящие писатели и поэты. Когда материал был нужен срочно, они сами диктовали, а потом еще шоколадку оставляли.

Однажды смешно получилось. Я под диктовку печатала большую повесть. И пока печатала, героев этой повести всем сердцем полюбила и за судьбы их переживала. А писатель диктовал и радовался, что из глаз машинистки слезы на клавиши капают – значит, трогает материал, забирает.

И вдруг события повести приводят к гибели одного из героев. У меня прямо сердце упало, я перестала печатать, замотала головой.

Писатель сразу не понял, что со мной, говорит: «Ларисочка, ты что? Давай, давай, детка! Времени мало. Материал надо срочно в номер сдавать».

А я ему: «Не буду я дальше печатать, если Олега (так звали того героя) в живых не оставите».

Писатель сначала засмеялся, а потом рассердился: «Не выдумывай, пиши, как я говорю. Так надо, Иначе не интересно».