Направить в гестапо

Последние минуты драмы разыгрывались в замедленном темпе, генерал тащился по кругу со скоростью черепахи, Штевер шел рядом с ним и размышлял о возможности коварного удара, который положит конец всем их невзгодам, даст возможность генералу умереть в мире, а ему самому — поспать.

Когда они вернулись в тюрьму, генерал свалился. На сей раз Штеверу потребовалось почти пять минут, чтобы привести его в чувство. Ротенхаузен приказал раздеть его и отвести под душ, Штальшмидт со Штевером вдвоем повели его голым и держали под холодной водой минут десять. Потом, мокрого, одели и повели в кабинет подписывать заявление. Пришлось придерживать бумагу, вложить ему в пальцы ручку и водить его рукой. Ротенхаузен с удовольствием наблюдал.

— Почему не мог подписать с самого начала?

Генерал словно бы не слышал вопроса. Он безучастно смотрел прямо перед собой, и свет жизни в его глазах едва мерцал.

— Я обращаюсь к заключенному! — рявкнул Ротенхаузен. — И жду ответа!

Ответ последовал, но оказался неожиданным и непроизвольным; генерал внезапно начал мочиться в безупречном кабинете штабс-фельдфебеля, он стоял, ничего не соображая, моча лилась по штанине на ковер.

Ротенхаузен с возмущенным криком отскочил назад. Штальшмидт стоял почти рядом с ним. О присутствии майора он забыл и сознавал только, что какая-то грязная свинья заключенный портит его ковер. Штабс-фельдфебель подбежал к генералу и затряс его, выкрикивая ругательства. Штевер подошел с дубинкой и с заметным отвращением принялся методично бить заключенного по животу, по спине, по плечам. Ему надоело бессмысленное сопротивление этого старика, он хотел, чтобы заключенный умер, быстро и тихо, дав им всем возможность лечь в постель. Но все-таки бил его по тем местам, где не оставалось уличающих следов. Наконец толкнул заключенного на пол, пригнул ему голову и повозил носом по луже.

Майор Ротенхаузен покачал головой.

— В высшей степени постыдное происшествие. Подумать только, что офицер может вести себя так! Штабс-фельдфебель, даю тебе полное разрешение делать с ним что угодно. Я совершенно потерял к нему интерес. Он явно дурно воспитан. Только помни, что я сказал: никаких следов. Это и все, что я требую.

Штальшмидт щелкнул каблуками.

— Слушаюсь, герр майор!

Ротенхаузен взял журнал инспекторских проверок, написал несколько слов простым, крупным почерком и бегло расписался:

«Провел инспекцию гарнизонной тюрьмы. Все в порядке. С подлежащими переводу заключенными проведена заключительная беседа: никаких жалоб нет.

П. РОТЕНХАУЗЕН

Начальник тюрьмы.»

Он небрежно поднес к кепи два пальца и вышел из кабинета, вполне довольный ночными трудами. Отправился он прямиком к любовнице, жене одного лейтенанта, жившей в Бланкенезе. Пока Ротенхаузен нежился в домашнем уюте, бригадный генерал фон Петер[47] тихо скончался.

Обер-ефрейтор Штевер несколько раз вяло пнул лежавшее тело, но оно больше не шевелилось. Штальшмидт наклонился над ним.

— Слава богу! Теперь хоть вздохнем свободно.

— Я думал, он так и не загнется, — пробурчал Штевер.

— Обмочить мой ковер! Подумать только, что таких свиней делают офицерами! — Штальшмидт повернулся к Штеверу. — Кстати, ни к чему разносить эту историю по всей тюрьме.

Штевер подавил зевок.

— И в голову бы не пришло, штабс-фельдфебель.

— Смотри мне. — Штальшмидт указал на серое, безжизненно лежавшее на полу тело. — Убери эту падаль. Не хочу, чтобы вонючие трупы загромождали кабинет. И скажи лейтенанту из девятой камеры, пусть придет, отмоет ковер. Самая подходящая работа для офицера.

— Что напишем в рапорте? — спросил Штевер, небрежно взяв генерала за одну ногу.

— Не знаю… — Штальшмидт поскреб грудь. — Есть на нем какие-то отметины?

Штевер выпустил ногу и осмотрел тело.

— Несколько синяков, и все — они могли появиться откуда угодно.

— Отлично. Рад видеть, что ты знаешь свою работу. Хотел бы занять мое место, когда я уйду?

Штевер вытаращился на него.

— Вы уходите, штабс-фельдфебель?

— Собираюсь. — Штальшмидт развел руки, слегка согнул ноги в коленях. Высокие сапоги впечатляюще заскрипели. — Хочу перевестись в Потсдам. В Потсдамскую гарнизонную тюрьму. И тогда, мой дорогой Штевер, можешь завладеть этим шикарным кабинетом. Что скажешь?

— Неплохо бы, — ответил Штевер. — А меня тогда повысят в звании?

Штальшмидт постучал по KV-I[48].

— И сможешь носить такую штучку — необязательно ехать на фронт и лезть в логово русских, чтобы получить крест.

— Только как я смогу… то есть, как это будет… в общем, честно говоря, не особенно хочется идти на два года в унтер-офицерскую школу.

— Кто говорит о школе? Неужели думаешь, я протирал там штаны? Шевели немного мозгами, и в этом не будет необходимости.

— А как обойтись без нее?