Направленный взрыв

Наша с ней дружба началась не слишком-то давно. Мне различные издания уже предлагали писать аналитические статьи по поводу роста преступности в стране. Но соблазнили меня все-таки Таня Холод и «Новая Россия». Откровенно говоря, достаточно весомые гонорары за статьи меня радовали. Да и статейки получались у меня «более-менее ничего», как хвалили меня Татьяна и ее редакторы. И Костя Меркулов подбадривал: «Чем больше люди узнают правду, тем скорее они избавятся от своей холуйской психологии, в которой их воспитывала коммунистическая партия. Без этого о демократии говорить преждевременно. К тому же у тебя слог хороший, твоими служебными опусами я просто зачитываюсь…»

Так с некоторых пор я и начал писать почти профессионально, то есть получать деньги за статьи, подписанные незатейливым псевдонимом «Борис Александров».

У Татьяны я не раз бывал дома, мы часами сидели за столом, правили слог в моих статьях, тасовали факты и материалы и частенько засиживались допоздна. Ну что я, виноват, что Татьяна Холод душится французскими духами? Когда я поздно ночью возвращался домой, Ирина, естественно, не спала, дожидаясь меня, с явной брезгливостью вдыхала запах чужих «журналистских» духов, но ничего не говорила. Лишь на следующий день заводила разговор о том, кого я хочу больше: мальчика или девочку?

Я отвечал, что, конечно, мальчика, и спрашивал, что — уже? Но женушка моя хитро и грустно улыбалась и отрицательно качала головой: «Не скажу. Сам увидишь, когда пойдет девятый месяц…»

И вот жена укатила в Ригу. А я испытываю муки совести! И ведь есть из-за чего! Никто, естественно, не знает о том, что как-то очередным поздним вечером мы засиделись с Татьяной Холод над рукописью, я надышался ее терпкого, крепкого «Пуазона» и сам не понял, как моя ладонь оказалась у нее на колене, потом все произошло само собой, как в юные годы. Я толком ничего и не понял.

И еще одним поздним вечером, закончив статью и отключив телефон, мы вдруг оказались в объятиях на широченной Таниной кровати.

Однако вот и все! Через неделю после этого случая Татьяна сказала, что, как она чувствует, ей собирается сделать предложение полковник Васин, с которым она была давно дружна и который сейчас дослуживал в Германии. Он, как помощник командующего Западной группой войск, готовил юридическое обоснование для вывода наших частей из «новой» Германии. Татьяна не раз рассказывала о нем — уже после того, как отношения у нас с ней стали лишь чисто деловыми и дружескими, — что полковник Васин кристальной честности офицер, но попал в такое дерьмо, вляпался в такую авантюру, которая могла стоить ему жизни. Таня передала мне «Записки полковника Васина» с целью, чтобы я проанализировал, есть ли в них что-либо достойное внимания Мосгорпрокуратуры. А я забыл пролистать, вернее, возможно, подсознательно не хотел читать — может быть, оттого, что чуть-чуть ревновал этого видного полковника с седыми висками — как описывала его мне Татьяна. Ревновал к своей «начальнице» по журналистской деятельности. Да и рукопись у меня оказалась где-то вскоре после путча, когда все мои мысли были заняты еще делами Старой площади…

Поскольку выездами меня не беспокоили, в дежурной машине я отправился в Мосгорпрокуратуру. У себя в кабинете я отыскал синюю папку с рукописью полковника Васина, положил ее на стол и плюхнулся в кресло. На обложке было от руки написано: «Записки полковника Васина». Написано карандашом, обыкновенным быстрым почерком.

ЗАПИСКИ ПОЛКОВНИКА ВАСИНА

Если к кому-то вдруг попадут эти мои сугубо личные заметки, то любопытному читателю следует знать, что все имена в них сознательно мной изменены.

Дрезден

Много мне приходилось за годы моей службы выполнять различных заданий. Будучи молоденьким летехой, за водкой и закусью бегал, коттеджи строил генералам, любовниц доставлял на тайную квартиру. Да всего не перечислишь и не упомнишь…

Но это, с позволения сказать, задание было из ряда вон выходящее.

Вызывает меня как-то к себе замкомандующего ЗГВ, генерал-майор Вагин. И сообщает, как нечто само собой разумеющееся, что я вылетаю военно-транспортным самолетом в Афганистан. Знает, сука, что я не могу отказаться. Ну, для большей ясности, мы не станем распространяться здесь, почему я не могу отказаться, — не могу, и все, что поделать, военный человек, хоть и полковник.