Напряжение

А чуть позже пришла тоска. Где-то там были мои медведи, которых я бросил. Так же, как папа и мама - меня... У меня была причина и вера, что им будет лучше у взрослых... А у моих родителей?.. Только мне ведь совсем от этого не проще?

А звезды? Может, им и вовсе не было куда идти? Может там, на небе, у них тоже никого не было? Я их, получается, выгнал... И самолет сшиб... И машину угнал... Плохой я император.

Поежившись, прижал к себе зайца поплотнее и чуть не подпрыгнул от громкой песни, раздавшейся в комнате. Оказалось, пел заяц, разбуженный нажатием на потайную кнопку. Пел протяжно, красиво, про меня.

' Меня не пугают ни волны, ни ветер...' - Отражалось от стен, отгоняя тоску и грусть, напоминая, что за тенью прячется красивый желтый цвет стен, и завтра все вновь будет хорошо. И я найду, обязательно найду!

- Ты где был?! - Вихрем ворвалась в комнату нянечка, портя некрасивым голосом песню.

- Гулял, - односложно ответил я, вслушиваясь в окончание истории.

- Ты где взял?! - Прикрикнула она, выхватывая зайца из моих рук.

- Мое! Я в кустах нашел! - Сжал я объятия, не отпуская друга.

- Украл! - Ударила она меня по лицу, отрывая игрушку.

- Нет! - Вцепился я в красную бабочку.

Та звонко лопнула, оставаясь в моих руках. А заяц замер в руках нянечки, грустно глядя на меня. Даже тебя я не уберег.

- Дай, - требовательно протянула она руку.

- Попробуй забрать, - предложил я, дрожа от гнева и сжимая кулаки.

- Да как ты смеешь, - дернулся ее голос на половине фразы и стих стоило ей зацепиться на мной взгляд.

- Ну же.

- Утром поговорим, - развернулась она, унося за собой зайца, песню и то хорошее, что было во мне.

'Ведь так не бывает на свете, что б были потеряны дети...' - Отражалось по коридорам, стихая, становясь далеким эхом, легендой о прекрасном дне.

Дне, растерянном мною. Дне, который я позволил у себя забрать. Стало настолько тоскливо, что я решил заболеть.

Громкий кашель рвал грудь, жар сменялся холодом, пот пропитал постель, а перед глазами почему-то плыл образ той девочки на скале. Интересно, как ее зовут?

Утром со мной так и не поговорили. Зато был солидный врач, почему-то не в белом халате, а в костюме, но уколы у него были такие-же болючие. Он же перенес меня в медпункт, соединив руку прозрачной ниткой с баночкой на шесте, из которой медленно неведомо куда утекала жидкость. Как оказалось - в меня, но меня попросили больше это не проверять.

Через слабость слышались незнакомые мужские голоса, доносившиеся со двора. Там же собрали всех наших - так гудеть может только общий сбор. Кажется, искали кого-то, и даже пытались примерять к их обувке след, отпечатанный на земле. Удачи им в этом - у нас у всех одинаковый размер. Просто кому-то он жмет, а кому-то еще большой. Потом громко сверяли списки, перемежая каждую фамилию тихим 'не он', громко пересчитывали по головам и не менее громко и строго спрашивали директрису, нет ли других детей в интернате. Как оказалось, не было. Я ведь не существую. Так что вскоре звуки стихли.

Я не торопился выздоравливать, так что известие, что кто-то очень уважаемый выделит интернату кучу денег, встретил тоже в постели - шептались нянечка и медсестра. Там же, в постели, прочитал свежие новости - из крупных заголовков газеты, которую нянечка пролистывала, сидя напротив.

'Похищенные медведи были найдены в горящей машине'. 'Синева и синька: пилот совершившего вынужденную посадку частого борта оказался вусмерть пьян. Сам господин Мистратов винит в крушении молнию с чистого неба и баб'.

- Какую только чушь не напишут, - вздохнула нянечка, складывая бумагу пополам.

'Визит принцессы... кто оплатит....' - мазнул я взглядом по очередному заголовку и равнодушно отвернулся к стене. Все равно ни слова правды.

В голове установилась звенящая пустота, без единой мысли и эмоции. Не хотелось есть, не хотелось двигаться. Даже дышать было лень - так хотя бы не кололо в груди сотнями иголок. Мне продолжали что-то вливать, перемежая с уколами и таблетками, а я не хотел выздоравливать. Так продолжалось шесть дней.

Пока ночью не раздался скрип приоткрытой двери. Я невольно встрепенулся, сбросив маетный болезненный сон, и настороженно уставился во тьму за дверью. Но тот, кто пришел, уже был внутри. Одним движением он прыгнул мне на грудь, прижимая своим телом, строго глянул в глаза, обнюхал, устроился поудобней и басовито замурчал, чуть прикрыв глаза.

- Машк, - выдавил я, чувствуя, как растекается по телу тепло - а вместе с ним и нежность, признательность, забота с капелькой вины - я тут болею, а он не кормлен.

Словно уловив мои мысли, кот заурчал еще громче.

- Я не один, - чтобы не спугнуть, прошептал я только губами. - У меня есть ты.

Любопытно, как он смог сюда добраться? Ведь второй этаж, и разыскал как-то...