Напряжение

- Кто как ее видит. - Олег подошел к столу, взял бутылку. - Друзья, предлагаю тост за страсть, за щедрость человеческой души. Кто присоединяется ко мне, поднесите рюмки. - И налил первому Геннадию.

Тамара тоже протянула руку и сказала:

- Только мне немножко, я и так уже пьяная.

Кто-то включил радиолу.

- Идемте танцевать, - пригласил ее Олег.

- С удовольствием… Почему, вы произнесли такой тост? - спросила она, заглядывая ему в глаза.

- Ух какие чернущие… Потому что в нашу эпоху это, пожалуй, самое ценное в человеке.

- Ценнее таланта?

- Талант и так всегда щедр.

- Вы правда работаете в уголовном розыске?

- Правда.

- Но это очень опасная работа?

- Нет. Как и всякая другая.

- А вдруг в вас будут стрелять?

- Сейчас это почти исключено. Хотя известный риск есть. Но он есть везде. Идя по улице, вы можете зазеваться и попасть под машину.

- О господи! Не говорите такие ужасные вещи… А ваша работа не заставляет вас перестать верить в добро? Почему вы пили за щедрость души? Значит, по-вашему, ее нет?

- Наоборот, я и все мои товарищи, которых я знаю по работе, оптимисты.

- Я тоже оптимистка. Несмотря на то, что мама мне все время твердит: берегись, люди злы, жестоки, они заставят плакать тебя с твоей дурацкой доверчивостью. Не знаю, может быть, мне везет на хороших людей, но пока я не плачу… А как, по-вашему, отчего люди становятся преступниками?

- У нас - только лишь из-за низких, слабых, плохих, как хотите называйте, моральных устоев. Мы, я имею в виду, конечно, не только милицию, выколачиваем из человека дрянь. И, по-моему, успешно. Но кое-что остается. Самое цепкое, сильное, стойкое «кое-что» - жадность. О, это лютый зверь, от которого столько бед! Прежде всего жадность рождает жажду наживы; жажда наживы ведет к нечестности, нечестность - к преступлению. А всякое преступление - жестокость одного человека по отношению к другому. Теперь ясно, почему я за щедрость?.. А вы студентка, Тамара?

- Какой у вас острый глаз. Недаром Геннадий говорил, что вы проницательны. Я филологиня, университетская.

- Значит, мы учимся с вами в одном и том же месте?!

- Да? Вы тоже на филологическом! Но, наверно, заочно?

- Конечно. Только на юридическом, на втором курсе.

- И я на втором…

Они танцевали в узком проходе между стеной и стульями, задвинутыми под стол, не замечая меняющихся пластинок и натыкаясь на другие пары. Тамара была легка, изящна, и Олегу было приятно с ней танцевать.

Вдруг он спохватился и подвел ее к Борису, развалившемуся на тахте. Борис курил какие-то тонкие, дорогие папиросы, сонно хлопал белесыми ресницами и что-то напевал. Тамара подсела к нему и принялась энергично его тормошить.

«Неужели она любит его? - думал Олег, усаживаясь позади них за стол в ответ на Генкино приглашение. - Сколько странностей в жизни…»

Шкодливо озираясь, Геннадий достал из-за буфета бутылку «столичной» и сорвал желтую фольгу. Олег закрыл рюмку ладонью:

- Хватит, больше не могу, мне завтра рано вставать.

- Всем рано, мне тоже…

Впервые за вечер им удалось сесть рядом, в стороне от всех. Уставший, хмельной Геннадий шепотом посвящал Олега в сокровенное: он не мог простить себе, что не помешал Леночкиному замужеству, что женился на Клаве. И если б Лена…

Олег старался казаться внимательным, но слушал рассеянно; он смотрел на Тамару, на тугой аккуратный узел светлых волос, скрепленный мелкими шпильками.

Кто-то говорил ему, что человеческий мозг обладает способностью излучать какие-то волны и благодаря им человек может заставить другого обернуться, если будет упорно смотреть на него и мысленно просить его об этом. И Олегу остро, жгуче захотелось, чтобы Тамара взглянула на него. «Я хочу видеть тебя, твои черные глаза, - говорил он мысленно. - Ну, повернись ко мне! Если бы ты знала, как я прошу тебя! Слышишь?.. Я ведь прошу совсем немного. Я хочу видеть тебя. Сделай мне подарок…»

Но она не поворачивалась. Вместо нее показал свою пухлую физиономию Борис. Увидев Геннадия и Олега одних, он немедля встал и, ковыляя, подошел к ним:

- Пьют втихаря… Где у них совесть?

Геннадий плеснул в стакан «столичной» и пошел, сутулясь, в другую комнату.

- Давай выпьем, старина, за женщин, что ли.

- Ишь ты, сердцеед! За женщин!.. - сказал с усмешкой Олег. - Но невеста у тебя… Как только она решилась…

- Невеста? Кто сказал тебе «невеста»? Не она ли? Им всем хочется поскорее в жены… Но я не такой дурачок.

- То есть?

- Невест у меня было… Ого-го! Но тебе, как мужчина мужчине… - Борис качнулся и зашептал. Олег видел толстые мокрые губы, - как мужчина мужчине: эта ничего, жить можно… Ха-ха-ха!.. Некоторое время…

Олег спиной вышел в коридор и поманил за собой Бориса. Не выпуская из рук стакана, тот поплелся к нему. Олег зажег свет, взял стакан и поставил его на верхнюю полку вешалки, среди шляп и кепок; прижал Бориса в угол, между стеной и мякотью свисающих пальто, грубо схватил его за шиворот, зацепив вместе с рубашкой и галстуком кожу у шеи. Борис засопел, покраснел от натуги и страха, скуксился и выдавил плаксиво:

- Ты чего?.. С ума сошел? Кунгурка!.. Я кричать буду… Бандит!