Напряжение

Инвалид достал потертый паспорт, стянутый поперек резинкой. «Грызин Александр Степанович, год рождения 1902, русский, место рождения…» - читал Бенедиктов при свете своего фонарика, присматривая в то же время за инвалидом. Тот проявлял признаки беспокойства, нетерпения, поминутно сплевывал и демонстративно тяжело вздыхал.

- Почему вы здесь ходите?

- А где мне еще ходить. - Грызин потянулся за паспортом, но Бенедиктов его не отдал.

- Вы же прописаны на Пороховых. Что вы здесь делаете?

- Прописан… Мало ли что… Там прописан, а живу здесь.

- Это нарушение паспортного режима. Где вы живете?

- На Васильевском… На Семнадцатой линии… У друга своего.

- Придется вам пройти со мной, - сказал как бы с сожалением Бенедиктов, пряча паспорт и фонарь.

- Да вы что?.. Не пойду я никуда. - Грызин поднял костыль и затряс им в воздухе: - Я инвалид второй группы, меня никто не имеет права трогать. Документы есть? Есть. В порядке? В порядке. Я за Родину пострадал, а вы…

- Тихо, не шуметь, - приказал Бенедиктов. - Прошу…

Грызин ругался всю дорогу, но у Бенедиктова было ощущение, что он сильно встревожен и ругань - лишь прикрытие его состояния.

В райотделе НКВД, оставив инвалида на попечение дежурного, Бенедиктов зашел к начальнику, немолодому, с массивным подбородком майору, кратко обрисовал ситуацию и обратился с просьбой допросить задержанного в какой-нибудь свободной комнате. Тот охотно разрешил.

Открыв ключом чей-то давно не топленный кабинет, Бенедиктов зажег свечу на пустом, с одним лишь телефоном, столе, покрытом пыльным стеклом, под которым лежали календарь и какие-то выцветшие бумажки.

- Присаживайтесь, Александр Степанович.

Грызин снял шапку, расстегнул пальто; за сбившимся шарфом проглядывала тельняшка.

Теперь Бенедиктов мог без спешки рассмотреть инвалида. При первой встрече, в подворотне, он показался значительно старше, дряхлее. На самом деле это был довольно крепкий мужчина с сильными руками и развитой грудью. Бинтов на пальцах не было, и следов ранения или экземы не ощущалось. Драповое пальто не новое, но вполне приличное. Бенедиктов обратил внимание, что под мышками оно не протерлось. Покалеченная нога, обернутая тряпками и с подвязанной к ступне галошей, сгибалась - по-видимому, ранение относилось к нижней части.

Наводили на размышления пометки в паспорте, и Бенедиктову предстояло разобраться в многочисленных штампах и штампиках с нечеткими литерами и расплывшимися чернилами. По ним выходило, что в армии Грызин никогда не служил, и одно это обстоятельство уже представляло интерес для Бенедиктова.

- Вы когда-нибудь теряли свой паспорт? - помахал он засаленной книжкой и наблюдая за выражением лица Грызина. - Предупреждаю сразу: за дачу ложных показаний вы будете привлекаться по законам военного времени.

- Понял. Расстреляете, что ли?.. - Грызин освоился, осмелел, в голосе прозвучала насмешка.

- Расстрелять не расстреляем, а неприятности будут. Отвечайте.

- Не терял я паспорт. Зачем терять? Как выдали в милиции, так и таскаю с собой, даже сплю с ним в обнимку, как с милой. Вон уже и листы поразвалились.

Бенедиктов улыбнулся:

- Как с милой - это хорошо… Милую беречь надо. Военный билет при себе?

- А на кой он мне сдался? Я инвалид. В паспорте записано: невоеннообязанный. Все! Лишний груз… Закурить можно? Теперь я угощаю.

- Курите, я не хочу… Тогда расскажите, когда, где и при каких обстоятельствах вы были ранены.

Грызин прикурил от свечи, после этого ответил:

- В порту, двенадцатого ноября. Поднимали на талях ящик, будь он проклят, полтора центнера, звено в цепи лопнуло, ящик сорвался - и на ногу…

- То есть у вас не ранение, а производственная травма, - уточнил Бенедиктов, все более и более удивляясь. - В каком же госпитале вы лечились и когда были выписаны?

Грызин назвал госпиталь и, матерясь, понес хирургов, которые больше месяца держали его и не смогли правильно срастить кости, и теперь неизвестно, будет ли он нормально ходить. Бенедиктов мат пресек, но выговориться дал.

- Где вы служили до травмы? - как бы между прочим спросил он. - В каких частях?

- Я не служил. У меня белый билет был.

- Вот тебе и раз… А как же с «Кировым» и «Октябрьской революцией»?

- С каким «Кировым»? - уткнул глаза в пол Грызин. - Я не говорил…

- Хм, забыли? Странно. Меня узнали, а что говорили, не помните? Почему?

- Не помню…

- Ну, раз не помните, идите вспоминайте, - сказал Бенедиктов и проводил его в камеру.

Пока Грызин думал, капитан-лейтенант еще раз удостоверился, что паспорт не фальшивый, и сел за телефон проверять показания.