– Так, значит… р-руский Кувейт они мне обещают, – сквозь зубы прошипел князь, с гневом посмотрев на ни в чем не повинные документы.
«Принято…» – с заминкой, слегка ошарашенно прошептали в наушник.
– Спасибо, родная, – мягко улыбнулся он дочурке, до поры пряча гнев поглубже, неуклюже протягивая медвежонка.
– Ух ты… – все еще словно после долгого сна, слегка щурясь, протянула дочь, принимая презент, заключила его в объятия… а затем что-то пошло совсем не так.
– Холод, сырость, низкие потолки, – заметалась в лихорадочном бреду Ксюша, вцепившись в игрушку руками. – Много людей, страх; сделать еще двадцать – или боль. Стрекот машинок, крик злого мужчины. Пять медведей – вода, семь медведей – хлеб!..
Князь, пытаясь освободить дочь от кошмара, буквально разорвал медведя на кусочки, и только потом поток слов стих, сменившись тихим рыданием пережитого горя – чужого, бесконечно далекого.
– Где? – тяжело выдохнул отец, мягко обнимая свое сокровище, желая защитить от любой опасности.
– Тайбэй, пригороды, рядом большая вода, справа дымят заводы, подвал трехэтажного дома с красной табличкой, – между всхлипами ответила дочь.
– Все будет хорошо, – неловко чмокнул он ее в макушку, аккуратно перенес на кровать и вышел, тихо прикрыв створку за собой.
– Красная тревога, координаты у вас есть, – сказал в пространство.
«Территория сопредельного государства. Геотаргетинг осуществлен. Ханство клана Тога. Прогноз: война – восемьдесят шесть процентов».
Стоило выйти с женской половины, рядом зашагал брат, спокойно облачаясь в костюм под легкий МПД – его наголовная часть с тактическим шлемом уже была надета, а значит, о прогнозе он услышал одновременно с другом.
– Подтверждаю.
«Господин, не проще выкупить рабыню у ван Тога?»
– Долго.
«Господин, Тога очень ревностно относятся к своей территории! Там будет резня с очень низким шансом на выживание неодаренных! Желаете, чтобы ваша дочь это увидела?»
– Значит, я лечу сам.
«Корректировка прогноза: война – ноль процентов, – проскрипел старческий голос на фоне белого шума, означавшего, что все остальные сейчас заглушены и имеют право только слушать. – Когда волк заходит во двор, умная шавка лезет в будку и дрожит от страха, мечтая дожить до утра».
Белый шум пропал, но никто не торопился нарушать созданную тишину.
– Императив номер один – по Тенишевым продолжаем работу. Будем макать мордой в нефть. Императив номер два – обеспечить собственное производство детских игрушек. Со счастливыми швеями, поняли?! Чтобы зарплата до неба, дворник здоровался и муж души не чаял!
– И пух брать от счастливого барашка, – поддакнул Амир в общий канал.
– Да!.. Тьфу, да заткнись ты, и так тошно…
Не спеша – словно на прогулке, дошли две мужские фигуры до вертолета, уже готового нести «виртуоза» и «мастера» за горизонт.
– Я хочу, чтобы она знала, что папа может быть хорошим! – прокричал князь сквозь рев вертолета, обращаясь к товарищу, зацепил скобу рукой и ловко запрыгнул внутрь.
Амир задержался, пытаясь представить, каково это – быть готовым развязать войну ради слезинки своего ребенка? В итоге пришел к решению, что это дело надо срочно проверить, организовав первенца.
Когда отгремит рокот гнева, сорвутся с уст красивые слова и вихрь человеческой воли обратит желание в действие, приходит время слуг. Тихие и незаметные, они приберут осколки разбитой посуды, отмоют ковры от вина, соберут клочья некогда целого, воссоздавая декорации для нового спектакля жизни своих господ.
Так и в этот раз: стоило князю отвернуться от двери, как за спиной зашаркал безымянный слуга, согнутый службой за долгие годы. С поспешностью, доступной для его древних лет, он собрал рассыпанный по полу пух из разорванного медведя. Бережно перенес на стол забытые князем бумаги. Оттер пол там, где ступал господин, в своем величии позабыв переодеть уличную обувь. Поднял с пола и отряхнул рассыпанные подушки. И, тихо цокнув – окно показалось недостаточно чистым, – принялся натирать стекло замшевым платком.
– Все будет хорошо, – прозвучал детский голос, обращаясь, возможно, к миру, возможно, еще к кому. Не к слуге же?
Старик подышал на очередное пятнышко и продолжил монотонную работу.
– Дедушка…
Рука старика замерла на какое-то мгновение, сильно вдавив платок. Не будь стекло бронированным – стрельнула бы молнией трещина. Пальцы, будто опомнившись, отдернулись от прозрачной глади, а платок неловко обернулся вокруг пальца со старым обручальным кольцом – ровно настолько, чтобы скрыть нажатие большим пальцем по ободку, подменившим последнюю минуту записей на камерах. Никакого риска – из этой комнаты никогда не было прямой трансляции.
– Как… – завис в воздухе недосказанный вопрос.
– Кто-то постоянно забывал в моей комнате конфеты.
– Я старый человек, мне можно быть забывчивым, – проворчал хриплый голос, а сам его обладатель отчего-то совсем позабыл горбиться.
Дед легко, словно пушинку, позаимствовал у стены стул и пододвинул к кроватке, по привычке хекнув, разместившись на самом его краю.
– Когда догадалась?
– Давно, – честно призналась внучка, – с прошлого года.
– И молчала?