Напряжение растет

Тут же Светлана спорхнула со стены, вызвав у смотрителя вздох облегчения, а у остального охранения — разочарования.

Оглянувшись на приотставшую свиту во главе со смотрителем, мягко выговаривающим Свете за ее поведение, Артем нагнулся к самому уху.

— Максим, ты вообще понимаешь, что происходит и где мы находимся?

Говорил он звенящим от напряжения голосом, и больше походило на то, что ответы ему известны. Таким тоном просят себя вести тише в важном заведении, полном чванливых сановников, которые все равно не знают, в каком кабинете наш мяч.

Только тут — улыбки и забота, собственный сад и теплая вода озера, добрые повара, легко впустившие Веру Андреевну к себе, и красивый, но непонятный язык. Им наш смех в радость, а единственная легкая шалость минутной давности — повод тайком от смотрителя обнять тяжелым, волшебным и теплым ветром, дабы показать, что Светлану обязательно подхватят, если та сорвется вниз. Ощущение безопасности и доброты повсюду, будто бы мир внутри стен — еще одна комната в родном доме. Думаю, что про веревку нашу они тоже знали, но дали убрать ее самостоятельно.

— Это дом друзей моего наставника. Он попросил нас встретить и принять у себя.

— Максим, никто не будет гонять два «Призрака» для встречи школьников!

— Ну, не знаю. Я одного за творогом в деревню отправил.

У местных свежего, увы, не оказалось, а я твердо обещал Федору вареники.

— И тебя не смущает, что это страшно дорого, а он все равно полетел?! — Всплеснул он свободной от футляра рукой.

— Да знаю, что дорого. Но я же денег на горючее дал.

— Откуда такие деньги?!

— Так я ослика продал.

— Какого еще ослика?!

— Росинанта, — терпеливо уточнил я.

— Росинант — это лошадь!

— Нет, лошадь — Звездочка, а ослик, это как раз…

— Так, все, помолчи немного, пожалуйста. — Прервав меня, Артем привалился к стене, аккуратно приставил к ней скрипку и с силой помассировал виски.

Чуть дальше от нас Светлана заинтересовалась видами на город, спрашивая гида про строения вдали. Сопровождающие охотно принялись пояснять, замерев подле нее и дав нам время на беседу.

— Ты среди бела дня берешь и угоняешь автобус с лицеистами.

— Сажусь за руль, они тоже едут, — поправил тактично.

— Я даже спрашивать боюсь, где они и что ты с ними сделал.

— Отправил в пешее путешествие с осликом и лошадкой.

— Да какими еще…! — вскинулся он и тут же выдохнул, успокаиваясь. — Ладно. Затем нас забирают вертолеты, и никто из встречающих ни слова не говорит против того, что ты придешь позже.

— Но я же пришел.

— Тебя привезли! И даже не ругали!

— Я испытал наиглубочайшее искреннее раскаяние, о чем уже успел сообщить.

— Кому?!

— Пилоту.

Тот все равно не говорил по-русски, оттого слова шли легко и от самого сердца.

Артем побуравил хмурым взглядом и вздохнул, не найдя контрдовод.

— Затем ты привозишь совершенно постороннюю женщину.

— Попрошу повежливей про мою бабушку!

— Максим, она ведь тебе даже не родственница по крови! — всплеснул руками Артем.

— А я не родич Федору, — похолодел голосом, чтобы привести товарища в чувство.

— Извини… Просто это в голове не укладывается.

— У нее никого нет, а у нас нет бабушки. — Повел я плечом, поворачиваясь к городу. — Попробуем пожить вместе.

— Вот так, просто?!

— Она — хороший человек. А в нашем доме еще много пустых комнат.

Да, сложно определить доброту и честность человека за неполный день. Пусть даже интуиция шепчет, что такие вареники не могут выйти из под рук плохого человека — всегда есть шанс ошибиться. Но у меня есть Федор, а у него — дар смотреть внутри людей.

Внутри Веры Андреевны чернел мертвый лес, окруживший крохотную прогалину с проржавевшими качелями, опутанными ветками тусклых деревьев. Высокая трава, вся желтая от возраста и жестокого солнца в зените, укрывала под собой старые ходы и тропинки. Но все это — пугающее и грустное — было уже не важно. Потому что сотнями тысяч пробивались на ветвях зеленые почки, а значит, скоро придет весна, и лес вновь расцветет. А качели мы смажем, и на поляну вновь вернется смех.

Только знать это — про талант Федора и про то, что он видел — Артему вовсе не нужно.

— Пусть, — махнул Артем рукой. — Признаю, ваше семейное дело. Хорошо, Веру Андреевну пустили в крепость, потому что она твоя бабушка. Но почему ей вот так, просто, разрешили зайти на кухню — там, где готовится еда для всех?

— Но-но! Там столько творога нет.

— Ладно, но себе они тоже там готовят? — Прищурился он пытливо.

— Наверняка.

— Так почему пустили в стратегическое место постороннего?

— Потому что я попросил.

Где же еще готовить?

— Вот видишь! — Возликовал он, будто бы подловил на чем-то важном.

— А ты остаешься без вареников, — мрачным тоном испортил я ему настроение.

— Я пострадаю за правду!

— И утром — тоже.

— Максим, давай не будем горячиться. — поднял он руки. — Просто я не знаю ни одной причины, почему они себя ведут с нами так… как они ведут. Вернее, даже не с нами… с тобой.

— Как именно? — уточнил я.

— Слишком хорошо, — как-то обескураженно выдохнул он.

— Вот смотри, — встал я рядом. — Я предлагаю тебе яблоко, бесплатно.

— Оно не твое.