Напряжение растет

Мы встретились на веранде на обратной от входа стороне. Тут была и такая — с дощатым полом и широкими перилами, на которые наверняка очень удобно ставить кружку горячего чая. Фонарей тут не имелось, но сияния полного месяца вполне хватало для созерцания выцветшей лужайки посреди осенних деревьев и озерной глади вдали.

— Пока не ложился, — встал я рядом.

— Переживаешь из-за конкурса?

— Нет, — ответил я честно и оперся на перила локтями.

— А бывает так, что переживаешь? — спросила она слегка напряженно.

— Конечно. За других людей. Особенно за тех, кто мне не верит и поэтому делает глупости.

— Тебе сложно верить, — поежилась Вера Андреевна от порыва ветра.

— Обычно с этого начинаются глупости, — хмыкнул я задумчиво.

— Слишком невероятно, — призналась она после длинной паузы. — Я помню, как было двенадцать лет назад.

— Намного хуже, — утвердительно качнул я головой.

— Да.

— Ведь Федора еще не было на свете. А теперь он есть.

Вера Андреевна невольно улыбнулась, но продолжила с прежней грустью:

— Я никому не была нужна. Старосте понравился почерк в объяснительной, мне придумали имя и позволили жить в Заречном, потому что в школе не было учителя. А я даже не помнила, была ли когда-нибудь преподавателем.

— Двенадцать лет назад, — эхом повторил я, — мне был год, и я был никому не нужен. И я наверняка ничего не умел.

— А как же семья?

— Не было семьи. Никогда не было, — произнес глухо. — Но появился Федор, и все изменилось.

— Но… Как же… — растерялась она.

— Понимаете, — повернулся к ней, — я не знаю, какая моя настоящая семья. А вы — не помните. Так почему не может оказаться так, что именно вы и есть моя бабушка?

— А если я вспомню?

— Считайте, что тренировались любить внуков, — пожал я плечами. — У вас же двенадцать лет не было опыта. А тут бесплатная практика.

Вера Андреевна фыркнула, прикрыв лицо краем пледа.

— Знаете, я был бы счастлив, если бы моей настоящей семьей оказалась нынешняя. И я постараюсь сделать так, чтобы вы тоже об этом мечтали.

— Максим, ты постоянно говоришь так, будто один решаешь за всю семью, — пожаловалась она. — Я готова тебе верить, честно. Но есть взрослые. Твои папа, мама…

— Мамы нет, но Федору об этом говорить нельзя, — посерьезнел я, чуть повернул голову и внимательно посмотрел на нее. — Понимаете?

— Да, — механически кивнула Вера Андреевна и тут же вздрогнула, будто очнувшись, и посмотрела с опаской.

— А папу мы предупредили, он не против.

— Может, домработницей… — задумчиво шепнула она себе под нос.

— Бабушкой, — отчеканил я. — Не меньше.

— А прежние бабушки не будут возражать? — уже с некоторой робостью произнесла женщина.

— Их нет. Дедушек тоже нет. Вернее, есть один кандидат, — поправился я. — Но там ситуация сложнее, чем с вами.

— Не идет в дедушки? — улыбнулась бабушка.

— Кхм, — оценивающе глянул я на нее. — А вы знаете, что этот крайне импозантный, здоровый и холостой мужчина в полном расцвете сил — наставник владельца этой замечательной крепости?

— А разве крепость вокруг — не ваша? — отвернулась она с полуулыбкой.

— Могла быть наша, — весело шепнули в левое ухо голосом Светы.

Я аж вздрогнул и еле удержал рефлексы. Светлана тем временем потянула меня за руку в сторону поляны.

— Нет, но мы вполне состоятельные внуки, не подумайте! Да и зачем нам крепость, если она есть у друзей столь замечательного человека? — Повернувшись к веранде, я шел спиной вперед. — Я вас обязательно познакомлю!

— Стой! — распорядилась Света, развернула к себе и критически оглядела мой внешний вид; оценила ширину и ровность поляны, а потом констатировала: — А теперь — танец!

— Кольца нет, оркестра нет. — Я хотел продолжить, но заметил в глубине ее зрачков опасную смесь нетерпения, перевитого с безумием.

Такое в моей жизни встречалось лишь единожды — на одной из автобусных станций, через которые я некогда пробирался на землю, охваченную войной. И был этот взгляд вовсе не у сумасшедшего, алкоголика или наркомана, готовых разменять чужую жизнь на порцию выпивки или дозу. Ко мне подошел вполне обычный с виду человек, как и все вокруг, державший путь в обратном направлении — из разрушенного города. За его спиной жалась друг к другу семья из супруги и двух девчонок, глядевших на мир вокруг с опаской и не желавших отходить от главы семьи ни на шаг. Мужчина предложил купить что-нибудь из вещей, потому что у него не хватало на билет для себя и семьи. Предлагал он всем. И все отказывали, несмотря на терпеливое перечисление дорогих марок и имен модных портных вместе с демонстрацией содержимого перекинутой через плечо сумки. Потому что на вокзале не могло быть такой роскоши, а подделки не могли стоить тех денег, какие за них просили. А автобус скоро должен был уйти, и шофер не собирался везти его бесплатно. И вот то самое выражение — предвестник близкой бури, порожденный сломанной жизнью; нуждой, на которую никто не желал откликнуться; осознанием своих возможностей, скованных до поры моралью; желание идти до конца — плескалось в его глазах. Я купил у него тапочки и заплатил больше, чем им было нужно.

Потому что привык доверять интуиции.