Напряжение сходится

В мире Силы, авторитетном и давным-давно устоявшемся, рейтинги выстраивали без учета снарядов калибром сто двадцать два миллиметра, усиленных рунной вязью и десятком алых самоцветов с «Искрой Творца».

Мир вокруг давно уже потемнел от мириад теней. Но когда рядом грохнуло так сильно, что чуть не подломились в коленях ноги – поднятая ввысь земля обратила день в самую мрачную ночь. А жар, пробившийся сквозь почву, на мгновение обернулся мыслью о преисподней. И тут же грохнуло снова, еще раз и опять без малейшей передышки – титаническими молотами целого цеха молотобойцев, отразившись акустической болью в черепе даже сквозь прижатые ладони.

Рухнул предпоследний защитный рубеж, но плечи больше не давило чужой волей, а внешний щит не пыталась прогрызть призванная мерзость.

– Артем, щиты! – крикнул я в ухо другу, не слыша себя.

Но тот кивнул и на мгновение прикрыл глаза – и впервые вдох обошелся без боли под сердцем, а плечи распрямились. Артем – он самый сильный среди нас. Он выдержит последствия.

Двадцать секунд длилась вечность громового ада, а жар внутри защитных щитов уже пропитал одежду и стекал по спине. Но даже после них не было внезапной тишины – уши оглохли еще раньше, а ноги продолжали чувствовать удары залпов, которых уже нет. Только опадал пепел, в который обратилась горемычная земля, и ветер сдувал пожары всего того, что еще могло гореть после битвы «мастеров», явления «виртуоза» и работы пяти артустановок.

– Отвратительная погода! – орала Го Дейю, не слыша себя, и слегка потряхивала головой.

– Да, есть такое! – попытался я проморгаться, прогоняя из глаза неведомо как залетевшую соринку. – «Грады», «Смерчи», «Тайфуны»… Так что – только туризм! Никакого постоянного проживания здесь!

Хотя то и дело приходится объяснять это на границах страны…

– Если ты чуть сильнее сдавишь ей череп, то лично я ничего не видел! – по-прежнему громко, но мягко порекомендовал я Артему, все еще защищающему ладонями ушки Инки.

Тот чуть дрогнул и, недовольно глянув в мою сторону, очень медленно отвел свои лапищи от головы Аймара. А та тоже словно очнулась и стала нервно поглядывать по сторонам, пряча от нас взгляд.

– Никому не дозволено называть меня трусом, кроме моих сестер! – веско заявил я Шуйскому причину в ответ на его осуждающий взгляд.

Потому что «Открой дверь, трус!» – это не повод впускать экспериментаторов, которым жалко кота и собаку для испытания их очередной гениальной придумки, но не жалко старшего брата.

Под действием щита Артема жар отступал, а набежавший ветер на секунду снес дымные столбы в сторону. Но толком все равно ничего не было видно. Разве что чадило определенно там, где был лимузин князя Черниговского. Ну да и площадь накрытия была смещена в ту сторону, уничтожив как бы не половину садового компаньонства и вызвав многочисленные чадные пожары…

Скоро к владельцам даже самого маленького домика придут из страховой компании и соврут, что все было застраховано на огромные суммы. Выйдет мне дорого, но не критично.

Однако отсутствие новой атаки радовало и пересиливало любые финансовые потери.

– Там кто-то едет… – прислушался Артем и повернул голову в ту сторону, откуда мы прибыли.

Го Дейю, испросив разрешения, что-то сделала с воздухом, и первым освободила интересующий нас сектор.

– Она должна была улететь… – упавшим голосом произнес я, глядя на машину с Федором и Никой на переднем сиденье.

Как она уговорила Мстиславского, клятвенно обещавшего ее увезти?.. Как она смогла уговорить двоих свитских Федора сесть с охраняемым лицом в одну машину?.. Не важно…

– Максим… – осторожно тронул меня за плечо Артем.

Уже все не важно. В который раз…

– Максим, – произнес он уже напряженно, а плечо откровенно затормошил.

Я повернулся в сторону разрытого, распаханного, сожженного, утрамбованного и развеянного поля, ставшего просто серо-черной пылью, на которой никогда и ничто более не вырастет.

И в центре которого – уже не скрытого дымами, старательно отведенными Дейю в сторону, сидел на земле, в припорошенном пылью костюме, мужчина в возрасте, растерявший куда-то и роговые очки, и самообладание.

Князь Черниговский держал на коленях голову сына, то прижимая его к груди, то проводя по его лицу и волосам ладонью. Его тело сотрясала дрожь, а пыльные щеки расчертили дорожки слез.

– Он жив, – глухо произнесла Го Дейю.

– Ненадолго, – размяв шею, зло выдохнул Шуйский.

Но я вновь его остановил.

– Максим?.. – недоуменно вопросил друг.

– Он прощается… – голос звучал глухо и неестественно.

– Какая разница? Это же такая мразь…

– Для его сына это важно.

Тем более это ничего для нас не изменит.

– Тот еще бо́льшая мразь. Он чуть не убил твою невесту, меня, тебя, Федора – всех на турнире!

– По-английски! – вдруг возмутилась Инка.

Но Го ткнула ее локтем и принялась тихо переводить.

– Он стал мразью ради этого момента, – чуть повернул я голову.

И Артем, пусть и покачав головой неодобрительно, все же не сдвинулся с места.

– Сентиментальный злодей! – с пониманием кивала в стороне Инка. – Два сентиментальных злодея!