Напряжение сходится

Я поерзал на месте, переложив с колен на скамейку папку с документами о поступлении на первый курс. Разнообразные ксерокопии о составе семьи, фотографии без уголка и с уголком для различных документов лежали там же, вместе с тетрадкой и ручкой. Только вот первый учебный день изрядно отличался от тех, к которым я привык. Никакой парадной линейки перед зданием, с разбиением на квадраты «своих» и табличкой названия курса или класса. Нет взволнованной толпы, неуверенными пингвинами перетаптывающейся возле своего куратора, но есть нескончаемый поток людей, шедший внутрь главного корпуса с самого утра, словно он не имеет предела.

Где-то там, внутри, кто-то должен произносить приветственные речи, слегка стращать тяготами и вдохновлять историями успеха выпускников. Танцы на сцене, цветастые грамоты, атмосфера волнения и триумфа, молчаливые обещания самому себе учиться и деятельное обдумывание, где и как отметить сегодня будущие успехи в учебе.

И все это должно пройти мимо меня, оставив чужим на будущем курсе. Пусть знакомятся и заводят дружбу, намечают симпатии и дышат первой влюбленностью. Первая настоящая лекция начнется на пару часов позже, когда все перезнакомятся. Я же приду почти со звонком, заняв последнюю парту, стараясь быть вне коллектива. Слишком многим мое общество ломает судьбу, перекраивая желания и мечты. Не то чтобы это было большинству во вред, но как сказал один очень важный мне человек, все хотят себе собственной судьбы, с собственными ошибками и победами.

Все это вызывало легкую досаду, но при этом и ощущение правильности моих действий. Я посмотрел на громаду главного корпуса университета, словно на цветастую коробку, внутри которой могло быть все что угодно — от плохого до хорошего, от нищеты духа до богатства пыльных библиотек. Но этот подарок судьбы — для всех сразу, а значит, надо быть с ним осторожнее. Посмотрим на него с задних парт, для начала.

— Вот ты где! — Довольный девичий голос сбоку заставил слегка вздрогнуть и перевести в ту сторону взгляд.

Засмотревшись на шпиль высотки, прозевал явление одной очаровательной особы, нетерпеливо перетаптывающейся сейчас возле моего холодильника.

Ника Еремеева была в длинном белом платье с диагональным узором в виде серых звезд и темных очках, поднятых поверх высокой прически рыжих волос. Босоножки под цвет платья и легкая бежевая сумочка дополняли облик до летнего.

— А я знала, где тебя искать! — довольно произнесла она на мой невысказанный вопрос и вопросительно поднятую бровь. — Рядом с мороженым!

Не то чтобы сильно соскучился — еще неделю назад вместе падали в одном самолете. Но видеть ее я был определенно рад.

— А где продавец? — поинтересовалась она, оглядываясь по сторонам.

— Нет продавца, — терпеливо вздохнул я.

— Что ты сделал с продавцом? — построжел ее голос.

— Не было продавца, это мое мороженое, — повернулся я лицом обратно к зданию. — Хочешь — верь, хочешь — ищи тело.

— А можно мне?.. — после заминки просительно поскреблись подушечками пальцев по крышке холодильника.

— Нет.

— Почему? — присела она рядом, отразив голосом легкое возмущение и грусть.

— Один раз я уже угощал тебя пломбиром, — припомнил я ей эпизод из детства, который невозможно забыть.

— Его тигры съели!

— Какое глупое оправдание… — проворчал я. — Как там твои поиски?

— Какие еще поиски? — прозвучало в ответ равнодушно и даже удивленно.

Но слух четко определил тщательно маскируемые нотки настороженности в Никином голосе.

— Артефакта, который ты выкинула в урну, — поспешил я уточнить, впрочем, не оборачиваясь в ее сторону.

— Ах, это… — поскучнела девушка, словно вспомнив о мелочи, а не вещице за три полновесных миллиарда.

— Судя по ноткам апельсиновой кожуры, прокисшего сока и забродившего кефира, поиски продолжаются? — втянул я носом воздух.

— Пахнет, да? — заволновалась Ника не на шутку, принюхиваясь к запястьям.

— Не сильно, — успокоил я. — Помочь?

— Нет! — категорично и упрямо ответила она, доставая из сумочки ароматизированные салфетки и оттирая ладони.

— Если что, проси, — повел я плечом.

После чего позволил установиться молчанию, не разрушая его даже после того, как Ника завершила косметические процедуры.

Шелестели университетские фонтаны, включенные по случаю такой жары. Мимо изредка проносились люди на роликах и скейтбордах. Но в основном было тихо — той самой контрастной тишиной, что царит возле образовательных учреждений посреди урока.

— Максим… если честно, я тебя искала, чтобы извиниться, — произнесла Ника первой, вызвав мое нешуточное удивление.

Повернулся к ней и с любопытством оглядел повинную мордашку, устремленную взглядом куда-то вниз и вбок.

— Да неужели? — высказал я вслух.

— Да! — уверенно заявила она и продолжила тем же тоном: — Я повела себя очень грубо, когда мы расстались. Я не должна была так критиковать твое желание стать… ну, императором, — смутилась она.

— Так-так… — повернулся я к ней всем телом, с интересом ожидая продолжения.