Напролом

Марфа Петровна встала и вышла из кухни. Лохматый пес остался сидеть перед кухонным столом, не сводя глаз со Стаса. Судя по его добродушному просительному взгляду, пес не стерег гостя, а скорее выпрашивал у него угощение.

Отсутствовала старуха недолго. Она принесла большую, темного дерева шкатулку, поставила ее перед собой на стол и откинула крышку.

– Он тому человеку, что приезжал на джипе, не сказал про эти бумаги. Я сама про них узнала, только когда он тут лежал, умирал. Столько лет хранил их… Когда его выпустили, приехал домой, злой, усталый, почти все выкинул, что было связано со службой в милиции. Все грамоты, благодарности… Вычеркнуть хотел их из памяти – такая у него была обида. Но эти бумаги не тронул. Перед смертью мне говорит: если когда-нибудь откроют дело Ларисы Щербак по вновь открывшимся обстоятельствам – ты, говорит, отдай это следователю. Он же не знал, что ее сын заинтересуется…

Стас не решался заглянуть в шкатулку, все ждал, когда Марфа Петровна сама достанет оттуда бумаги. А она, видя нерешительность гостя, улыбнулась сухими губами и вынула толстую записную книжку в коленкоровом переплете, перетянутую черной аптекарской резинкой.

– Вот, тут Сема вел записи по тому делу. У него привычка была записывать. Он все рисовал – линии, улики, людей… Адреса-телефоны сюда вписывал.

– Нарушал тайну следствия? – невольно пошутил Стас.

– Ну уж не знаю, чего он там нарушал, он же никому эти записи не показывал. Даже мне. Так, для себя делал пометки. Вот эта книжка про убийство Ларисы Щербак… Твоей матери. Он мне ее перед смертью специально показал. А там еще лежат с записями по другим делам. Но тебе про них знать не положено, – строго добавила старуха.

Стас как завороженный смотрел на записную книжку майора Шкурко. Он проглотил слюну и спросил, волнуясь:

– Марфа Петровна… мне поглядеть можно?

Она с некоторым, как ему показалось, сожалением поглядела на записную книжку мужа и протянула ему:

– Бери, может, найдешь что дельное там… А потом верни. Какая-никакая память о Семе…

– Я верну, – не веря своим ушам, пробормотал Стас. – Обязательно верну, Марфа Петровна, вы не сомневайтесь!

Старухина голова опять мелко затряслась.

– Имя-отчество какое у тебя трудное. Отца, значит, Владиславом звали?

– Я его никогда не видел, – глухо заметил Стас, чтобы заранее отмести прочие вопросы.

Он стал переворачивать уже пожелтевшие и иссохшие от времени листки, мелко исписанные фиолетовыми чернилами. Перо было тонкое, а почерк у майора Шкурко хоть и мелкий, но аккуратный, почти каллиграфический: каждая буковка выписана тщательно и присоединена к соседкам справа и слева тесно и точно.

– Да ты возьми с собой, Станислав Владиславович! Там тебе много читать придется! – добродушно проговорила Марфа Петровна.

Он воспринял это замечание как вежливое предложение уходить восвояси и не нарушать ее старушечий распорядок дня.

Заглотнув остаток уже совсем остывшего чая, Стас поднялся, наскоро оделся и, поблагодарив старуху, выбежал из квартирки. Не утерпев, он начал читать на ходу, с первой же странички. Но там были какие-то совершенно непонятные колонки цифр, буквенные обозначения и записи, не имевшие никакого отношения к делу об убийстве Ларисы Щербак. Например, суммы взносов на ДОСААФ за сентябрь. 56 руб. Маловато! Но потом Стас вспомнил, что запись относится к 1986 году, а тогда и цены были совсем другие, да и зарплаты не те…

Он не заметил, как вышел к автобусной остановке. Все его внимание было приковано к записной книжке, возможно таившей разгадку тайны маминого убийства. У остановки толпился народ. До его слуха донесся женский голос:

– Да только что ушел! Следующий в пятнадцать двадцать.

На это отозвался степенный мужской басок:

– Значит, еще полчаса ждать. Ну, тогда можно и покемарить…

Стас перевернул страницу – и сердце его заколотилось, когда он увидел два слова: «Лариса Щербак».

На страничке была пометка «16 ноября» и несколько строчек записей:

Сын ЛЩ – Стасик. 6лет. Ед. свид. 5мужчин. В черном. Лиц не разглядел.

Труп осмотр. Резаная рана на шее. Крест-накрест. Ор.уб.?

Что еще за «ор. уб? А, ну как же он сразу не догадался: «орудие убийства»! От волнения у Стас а даже вспотели ладони. Он продолжал читать:

17 ноября

Допрос. НГ. ОЛ. РП. Ничего.

19 ноября

Допрос Сам. Ничего.

ЛБ. Показал, что ЛЩ – жалобы на домогательства РО.

21 ноября

Допрос РО.

Кто такой РО? Стас напряг память, пытаясь отгадать, кто может скрываться за этой аббревиатурой. И не смог ничего путного вспомнить. Роман… Родион… Рустам… В памяти всплыло что-то смутное, далекое, позабытое. Рустам Очоев! Точно, Рустам Очоев! Это имя он слышал от мамы. Она как-то разговаривала с тетей Нюрой на кухне, тихо, вполголоса, за прикрытой дверью. Рассказывала ей о чем-то, а тетя Нюра тихо ахала. Рустам Очоев… Кажется, был у мамы на работе такой мужик… Или не на работе?

Но что это ему дает? Пока неясно.

22 ноября

Допрос НБ и КП. Повтор?