Напросились: Она идет убивать

Атаман не смог договорить фразу, так как его перебил Хрустов, достаточно ясно себе осознавший, что без особого, тайного умысла такие вещи на всеобщее «обозрение» не выносятся:

– Зачем Вы нам все это сейчас говорите? Нам совершенно не интересен род вашей деятельности и занятий. Давайте, мы уже сделаем нашу работу да подобру-поздорову отвалим поскорей восвояси. Место же вашего расположения я даже если и захочу…

Договорить сутенер не успел: Борисов выхватил из одетой на поясной ремень кобуры небольшой револьвер, и вылетевшая из его ствола пуля навсегда прекратила дерзкие речи Андрея, оставив в его лбу небольшую, круглую дырочку. Хрустов как стоял, так и рухнул на пол, а другие бандиты с недовольным видом стали протестовать:

– Зачем? Ведь договаривались же, что их будет двое, а теперь что, за одной полуголой девкой гоняться? Мы же ее враз достанем… никакого спортивного интереса.

Только тут героиня начала понимать, какая именно искомая цель их прибытия в этот бандитский вертеп. «На нас собирались «охотиться»! – подумала она, но взглянув на лежащий на полу труп недавнего сутенера, тут же непроизвольно поправилась: – Нет неправильно, теперь уже только лишь на меня».

Ее размышления прервал голос Виктора Павловича, решившего успокоить взбудораженную «братву»:

– Тихо, тихо! Чего «разгалделись»? Наши планы чуть-чуть изменились. Появилось одно, очень выгодное, нам предложение, от которого я попросту не смог отказаться, поэтому-то и придется время нашего «развлечения» несколько сократить. В любом случае не переживайте: драйв мы все равно испытаем, однако, чтобы ускорить процесс и не потерять интереса, немного изменим обычные правила.

Едва успев договорить этот непродолжительный монолог, он, продолжая держать в руке револьвер, направил его на правую ногу девушки и тут же, даже не глядя в ее сторону, выстрелил. Пуля попала в среднюю часть бедра. Мария, воспитанная в условиях детского дома, побывала в различных и достаточно непростых переделках, поэтому научилась переносить любую, в том числе и сильную, боль, но в этот раз, поддавшись какой-то своей внутренней интуиции, она, словно враз обезножив, плюхнулась на пол и, схватившись за поврежденное место, изобразила сильнейшие, якобы нестерпимые ей, страдания. Непродолжительно насладившись мучением выбранной жертвы, Борисов, сорвав с «презренной шалавы» парик и взяв ее за волосы так, чтобы ее голова обязательно поднялась, а их глаза встретились, «скрипящим» голосом произнес:

– Как ты, надеюсь, поняла, подлая «сучка», ты здесь находишься не ради – на «хер», нам не нужной! – плотской забавы. Мы выбрали тебя в качестве «опасного зверя» (Ха-ха-ха, ржали разбойники), на которого собираемся «поохотиться». Сейчас половина двенадцатого уже, к слову сказать, глубоко спустившейся ночи. Мы даем тебе фору лишь до утра, и, надеюсь, что ты вполне доходчиво понимаешь – чем дальше ты сможешь уковылять на своей подстреленной ножке, тем дольше в этом случае проживешь.

Его слова продолжали вызывать дружный смех его грубых, преступных соратников. Сам же он даже не улыбнулся, а только еще более «стервенея», продолжил:

– Я, если бы вдруг оказался на твоем месте, не стал тратить попусту время, а напротив, «весело» поспешил, потому что, извини (ха-ха-ха смеялись его соратники), твое время уже запущено. Обещаю, что не далее, как к обеду, я буду разделывать твою мертвую тушу. А сейчас, «шалава», отдай мне сюда свой мобильник.

С этими словами главарь обыскал девушку и достал из кармана ее куртки сотовый телефон, оставив Вихреву без какого-либо сообщения с внешним миром.

Все это было так нереально, будто Мария находилась словно в каком-то кошмарном, неведомом сне и никак не могла поверить, что, действительно, будет являть собой предмет нечеловеческих и явно сумасшедших забав этих одичавших либо, лучше сказать, озверевших людей, но сильная боль в простреленной части бедра возвращала ее к суровой реальности, и как-только атаман отпустил ее волосы, она тут же поднялась и, прихрамывая, направилась к выходу. На этот раз Грета посторонилась, предоставляя тем самым своей недавней попутчице свободный проход. «Эта «падла-приморенная», вероятно, тоже будет участвовать в этой «охоте»? – подумала про себя проститутка и зачем-то мысленно подытожила: – Все-таки интересно? что она-то здесь делает? Хотя какая мне теперь разница… значит, тридцать три – против всего одной».