Narconomics: Преступный синдикат как успешная бизнес-модель

Поэтому Старик Лин своего рода долгожитель. На мой вопрос о возрасте его лицо на мгновение исказилось ироничной гримасой, но затем вернулось к привычному ничего не выражающему состоянию. «Мне 25. Шучу, на самом деле мне 50». Скорее всего остаток своих дней он проведет за решеткой за то, что обезглавил двух девочек-подростков, встречавшихся с членами «Мара Сальватруча» (позже из газет я узнал, что, вероятно, их еще и пытали машинкой для натирки полов). Как и большинство своих коллег, Старик Лин вошел в банду еще в Лос-Анджелесе в возрасте 21 года. Сегодня он лишь обладатель утробного прокуренного голоса, да бледно-серой кожи, которая достается всем обитателям тюрьмы.

Компания Старика Лина предпочитает несколько иные бизнес-стратегии, нежели его мексиканские коллеги. В марте 2012 года «Квартал, 18» пошел на перемирие со своим злейшим врагом – «Сальватруча». Старик Лин и его конкурент, гангстер американского происхождения Эдсон Закари Юфемия, договорились, что члены их банд будут в дальнейшем стараться избегать взаимных убийств. «Решение было принято после долгих размышлений, – Лин переключился в режим генерального директора. – Жестокость окончательно себя исчерпала. Теперь мы готовы жить вместе, как братья. Война банд в 1990-х унесла жизни более 50 000 человек. Тюрьмы оказались заполнены молодежью, и не все из них были осуждены по справедливости. Пострадали наши семьи, страна оказалась поделена на сферы влияния». В трущобах Сальвадора достаточно лишь ступить шаг на чужую территорию, и это будет поводом для убийства. Сколько же территории находится в руках «Квартала, 18»? Он наградил меня еще одной полуулыбкой: «Bastante. Достаточно много».

Раздел территории и система секторов частично объясняет, почему мирное соглашение оказалось жизнеспособным в Сальвадоре, а в Мексике – нет. Цель такого сговора, будь то между наркокартелями или обычными фирмами, состоит в том, чтобы превратить стихийную конкуренцию на крупном рынке в серию небольших монополий. Давайте представим, что в какой-нибудь стране есть всего две телефонные компании. Если они будут соперничать на территории всей страны, то рынок завоюет та, которая будет предлагать более качественные услуги по более низкой цене. Но в таком случае ни одна из компаний не будет получать высокую прибыль. А вот если же они договорятся (читай: вступят в сговор) о том, что одна из них будет обслуживать, например, города на севере, а другая – на юге, то каждая из них по сути станет региональной монополией, которая сможет продавать некачественные услуги по высоким ценам. Вот почему в большинстве стран это запрещено. Компании, занятые нелегальным бизнесом, конечно не станут особо стремиться соответствовать антитрестовскому законодательству, вот почему сговоры и соглашения между картелями это вполне обычная практика.

Несмотря на экономическую целесообразность, мексиканским картелям не удалось таким путем поделить рынки. Крупнейшие пограничные шлюзы и портовые хабы у картелей на вес золота, а с учетом того, что на один лишь Хуарес приходится более 70 % всей торговли, о «справедливом» разделе не может быть и речи. В случае с сальвадорскими «марас», ситуация сложилась иначе. Хотя на международном уровне их обороты весьма скромны, но основной объем деятельности приходится на внутренние рынки, среди которых особое значение играет наркоторговля и рэкет. Местный рынок значительно легче поддается разделу на сферы влияния. В условиях свободной конкуренции Старику Лину и его противнику пришлось бы постоянно снижать цены на наркотики, и все более мягко заниматься вымогательством (или наоборот, все более жестко, из-за чего выбывание целевой аудитории стало бы происходить куда быстрее). Разделив же страну на две части, они могут спокойно задирать цены и не бояться за эффективность своего рэкета, тем самым значительно снизив издержки, характерные для ситуации с непосредственным противостоянием.

Сговор произвел небывалый эффект. Всего за одни сутки смертность в стране – мировом лидере по уровню жестокости снизилась на треть, и жить в Сальвадоре стало даже менее опасно, чем в соседней Бразилии. А к концу 2011 года количество убийств в Сан Сальвадоре стало ниже, чем в калифорнийском Окленде. Старик Лин уже не на шутку разошелся в своей импровизированной рекламной акции, сообщив, что сговор преследовал лишь одну цель – восстановление количества молодежи в стране. «Слушай, мы всего-то хотели достойно работать и зарабатывать на свой кусок хлеба, – сжатая в кулак пятерня рассекла воздух, подчеркивая важность поднятой темы, – но получилось, что наши дети выросли среди насилия».