Нареченные кровью

– Мне не плевать, Анна. Но я и не чувствую к нему уж очень сильной симпатии, извини.

– Ты обманываешь сама себя! Я так и знала, что твои дурацкие законы староверов не дадут вам построить нормальные отношения! Ты хоть представляешь, как глупо это все выглядит? Этому бреду уже полторы тысячи лет, мир уже давно изменился!

Каяра не выдержала такого оскорбления. Она резко поднялась со своего места и вплотную приблизилась к Литовской. Сейчас внутри вальмирия кипел целый пожар ярости, который сочился наружу через каждую клетку ее кожи. Анна не смогла не почувствовать нависающую над ней бурю гнева наследницы крови первого ранга. Да, и Каяра не стремилась этого скрыть. Она просто подавила настрой более слабой крови своей властью чистокровной.

– Не смей оскорблять мою веру! И уж тем более не смей порочить кодекс! – с легким рычанием в голосе произнесла вальмирия.

Анна опешила и от неожиданности сделала шаг назад, отступая от Каяры чуть дальше.

– Каяра, я лишь пытаюсь сказать, что это все предрассудки, что старовер и нет не могут быть вместе.

– С чего ты взяла, что вправе решать подобное? Что вообще вправе называть наши обычаи предрассудками? Я же не называю тебя человекоподобной тенью оборотня, хотя так и есть на самом деле.

– Ты сейчас говоришь о чистоте крови?

– Сколько ты проживешь, Анна? Сто? Двести лет максимум! Сколько проживет Дмитрий? Не больше четырехсот! А сколько буду жить я? Ты хоть можешь себе представить, сколько живут чистокровные первого ранга?

– Нет, – честно призналась Литовская, уже растерявшая весь свой пыл под напором вальмирии.

– А сколько силы в твоих руках? Ты сможешь согнуть железный прут? – Каяра указала на толстый железный завиток кованной скамейки.

– Он слишком толстый…

Тут наследница крови Ринса сжала железный завиток в кулаке и оторвала его. Она раскрыла ладонь, давая Анне в последний раз взглянуть на прут толщиной в большой палец и вновь сжала его в кулаке. Когда Каяра раскрыла ладонь, то в ее руке лежал уже смятый до неузнаваемости кусок железа.

– Здесь нет никакого усиления, Анна. Это разница между чистокровными и нет. И она огромна. Настолько огромна, что ты даже представить себе не можешь. Вы для нас больше похожи на людей, нежели на тех, кем себя называете. Ты стоишь передо мной и смеешь порочить мои законы, восхваляя свой образ жизни, как итог прогресса? При этом сама лишь подобие! Тень того мира, который все же сберегли староверы. Ваше беспомощность и бессилие – плата, за ваше предательство старой веры и законов кодекса. Вы сами приводите свои виды к исчезновению. Ваша так называемая свобода, вас же и погубит!

– Я просто…

– Просто прежде, чем открыть рот. Сначала включи свой разум, Анна. Может вы и ослабли, но я надеюсь, что думать еще не разучились.

Каяра не стала дожидаться какого-либо ответа. Она просто сделала шаг в сторону левее от девушки-оборотня и исчезла в клубах черного дыма. Больше ей совершенно не хотелось оставаться рядом с ней. За такие слова она должна была ей шею свернуть на месте. Нет, все-таки ни о каком мирном сосуществовании между староверами и новообрядцами и речи быть не может. Вся их терпимость и понимание лишь слова на листке бумаги, которые, по сути, для каждого из них не имеют никакого значения.

– Что это было? – опешил Максим.

– Мерцание дьявола, – отозвался мужчина позади них. – Высшая магия ведьм крови. А раньше я думал, что трансгрессия на острове невозможна.

– А вы?

– Позвольте представиться, Динар Живин, – мужчина вышел из тени деревьев на свет. – А могу я у вас кое о чем спросить, если вы не против?

Каяра переместилась на сокрытый пляж молитвенника. Это было единственное укромное место, которое пришло ей на ум. Да, и единственное место, где ей бы хотелось сейчас находиться.

Волны с треском разбивались о небольшие прибрежные скалы. И в голове девушки пролетела мысль, что сейчас весь фальшь в ее жизни так же вдребезги разбивался один за другим. И с чего она взяла, что смогла бы спокойно находиться рядом с этими ребятами? Что они смогли бы понять друг друга и найти общий язык? Если даже Ярослав не оправдал ее ожиданий, хотя был близок к этому.

Но почему-то на душе у вальмирии было грустно от этих мыслей. Кажется, что стараясь не подпустить этих ребят ближе к себе и не дать им привязаться к ней, она забыла присмотреть и за собой. Да, они были ей не безразличны. Пытаясь понять их, она неожиданно пропиталась к ним симпатией. И теперь она сама попала в ловушку, от которой так стремилась оградить других.

Наследница клана Ринса опустилась на белоснежный песок, который напомнил ей о доме, в котором она родилась и выросла. Напомнил о семье, которую она больше не увидит. Камень на ее душе вырос от этих воспоминаний. Его тяжесть становилась все более невыносимой. И вальмирия легла на песчаный берег под тяжестью этой грусти.

Как только девушка закрыла глаза, она очутилась у себя дома, в замке Ринса в белой пустыне. Неужели, она не заметила, как перенеслась сюда? Нет! Этого не может быть! Замок слишком далеко, одним рывком до него не добраться даже ей.