Наречённый для ворожеи (СИ)

— Выезжаете на задание. Вроде бы простое, всего лишь икотка, но чует моё сердце, гладко не пройдёт. В одной деревеньке разом заболели большинство баб и пятилетний мальчик Тёша. И если бабы завывают на все лады по-звериному, с Тёшей особенно нехорошо. Грубый мужской голос охотно сообщает, что живёт теперь в мальце покойный колдун, которому пришла охота погулять на этом свете. Ещё и имя своё не скрывает, Хорт.

— Хорт? — задумчиво пробормотала Рута. — Лютый волк?

— Когда выезжаем? — деловито вмешался Тавр, которому было всё равно, как нежить себя величает. — Деревня далеко?

— Если не устали, то хоть сегодня. Поедете с гонцом, третий день вас в обители дожидается. Просто так до их Усмановки не доберёшься, потребуется проводник. Уж больно местные не любят чужаков.

— Лошадки наши пусть отдохнут, попасутся, и поедем, — решил Тавр. — А пока хорошо бы с тем гонцом поговорить.

— Непременно, — кивнул Магистр. — И когда изловите покойного колдуна, везите прямиком к ягиням. Пусть отправят обратно в Навь.

Тавр и Рута почтительно поклонились и отправились разыскивать гонца в небольшой пристрой для приезжих.

Разговаривать устроились в общей едальне, перед дорогой следовало подкрепиться не только лошадкам. Поэтому стол заставили основательно, когда ещё удастся поесть печёной поросятины и жаренных, с хрустящей корочкой, линей. Опять же пышных пирогов, на которые особенно налегала Рута. А вот гонец из Усмановки, крупный бородатый мужик с настороженными глазами, только прихлёбывал квас. И одновременно рассказывал, а начал издалека:

— Деревня наша находится в центре огромного леса, а где именно — дано знать не каждому. Незваным гостям никто не рад, — с вызовом в голосе произнёс бородач, затем замолчал и бросил на Руту угрюмый взгляд. Чем-то она ему не понравилась. Видимо казалась слишком юной, а значит неопытной.

Рута и сама немного переживала — всё-таки первое самостоятельное задание! — но сомневаться в себе другим не позволила. Уставилась на гонца с вызовом, а когда тот отвёл взгляд первым, удовлетворённо улыбнулась и опять впилась зубами в пирог.

Тавр от спутницы не отставал. Быстро покончив с куском поросятины, нагрёб себе на тарелку рыбы, а после счёл нужным прервать затянувшуюся паузу:

— Излагай, мил-человек, не сомневайся. За подмогой ведь явился, а не чтобы поломаться и уйти обратно.

И бородач сдался. Откинулся на спинку стула свободней и заговорил вполне мирно:

— Деревней Усмановка стала потом, сначала в лесу прятался зажиточный хутор, хозяином которого был мой отец Усман. Вернее наш общий отец, ведь Усман породил внушительное потомство — четырнадцать сыновей и восемь дочек от первой жены, да семеро ребятишек от второй. Те уже сплошь мальчишки.

— То есть двадцать девять детишек? Силён! — чуть не подавился жареным линём Тавр. — Если каждый из отпрысков поставит отдельный дом, действительно получится целая деревня!

— Так и случилось. И если бы у отца не померла и вторая жена, моя мамка, деревня стала бы ещё больше, — вдруг невесело усмехнулся бородач. — Сам-то я не помню, маленький был, только сказывают, мамка проявила непокорность. Принялась после заката убегать от Усмана и прятаться в лесу. Вот медведь и задрал…

— Повезло несчастной с мужем, — произнесла Рута очень сухо.

Бородач, уловив в её голосе осуждение, сделал неуклюжую попытку оправдать родителя:

— Отцу тогда пошёл всего лишь пятый десяток… Сил ещё ого-го и без жены никак… Но в третий раз отец жениться не стал, поэтому остальные его дети байстрюки. Мы с ними не знаемся.

Тавр всё-таки подавился и раскашлялся. Потом решительно отодвинул от себя миску с рыбой, которая стараниями рассказчика вставала поперёк горла.

— И от кого же чадолюбивый батюшка прижил незаконнорожденных? — прохрипел Тавр, постучав перед этим себя кулаком по груди.

— От наёмных работниц, которых специально иногда привозили в Усмановку. А когда пузо у баб начинало лезть на нос, их отправляли восвояси. С небольшим вспоможением.

— И никто из родни тех женщин сластолюбца оглоблей не усовестил? Или нарочно сирот безответных подбирали?! — опять не стерпела Рута и на этот раз так гневно сверкнула глазами, что бородач шарахнулся и уронил стул. Теперь он оправдывался стоя:

— Я отцу не судья, хотя, конечно, блуд есть блуд… И байстрюков опять же жалко, мало ли как у кого сложилась жизнь… Правда, о законных своих детях наш отец всегда заботился хорошо. Поэтому никто сроду из родной деревеньки не уезжал, и она стала потихоньку разрастаться, когда все принялись жениться и выходить замуж. Будущих снох сватали по всей округе и те, как положено, приходили жить к мужьям, ну а дочкам отец нарочно отыскивал примаков. Пусть некрасив или беден, лишь бы согласен навсегда поселиться в Усмановке. А примакам разве плохо? Как и всякой отделившейся семье, ему с женой всем миром строили дом и скидывались на обзаведение хозяйством.

— Деревня родственников, значит, — пробормотала Рута. И добавила немного насмешливо: — Ты садись, гонец, садись. Вижу, рассказ твой ещё долгий.