— Пока не знаю… Мне другое интересно, сохранилось ли то место в глубине болота?
— Мне никогда не было интересно, — удивлённо посмотрел Азей на ещё такую юную, но видно храбрую девицу. — Другим после великого мора видно тоже, а кто себя не жалеет — бери лодку и плыви! Вешки куда грести имеются, мало того — вымахали так, что всей округе уже видны.
— Какие вешки всей округе видны? — напрягся Тавр.
— Так те чёрные страшенные деревья, по которым когда-то заразу нашли, по сию пору не погнили. Напротив, ещё выше вымахали. Даже от нас теперь видны, хотя мы с другого края болота! — принялся объяснять Азей. — Только плыть всё равно не отсюдова, а от Лешаковки, у них уже чистая вода, а у нас кругом кочки да чарусы.
С наступлением темноты Рута и Тавр спать не легли, опять собрались уйти из дому. Хозяевам же велели хорошенько запереться.
— Лошадок наших тоже в сарай заприте, как не вовремя у вас все собаки пропали, — попросила ещё Рута, забирая с собой небольшую дорожную сумку с настоями и зельями. — До рассвета не вернёмся, Тавр этой ночью вашу деревню посторожит, а я поищу следы пропавших мужчин. Или что попадётся.
В первую очередь ворожее попалась вдова, имевшая незаконных младенцев.
Рута как раз возвращалась с местного кладбища, куда Тавра не взяла, зато сама проторчала треть ночи, тщательно разглядывая могилы и отыскивая упыриные следы. Подозрительных захоронений не нашла и сделала неутешительный вывод — если живой мертвец всё же существует, место его неупокоения будет отыскать тяжелей.
Бредя от кладбища в сторону деревни, в какой-то момент Рута вдруг поняла, что уже идёт не одна. В том же направлении пробиралась вынырнувшая из леса тёмная фигура, а когда заметила вовсе не таившуюся Руту, попыталась спрятаться в первые попавшиеся кусты.
Девушка заинтересованно приблизилась, осторожно раздвинула ветки и вежливо поздоровалась с вдовой. Та ойкнула и потупилась. Потом вдруг принялась обдирать с куста листья.
— Не боишься разгуливать по ночам? — приветливо улыбнулась ей Рута, подмечая и растерянность и бледность. — Остальные бабы после случившегося даже днём со двора ни ногой. А листья зачем? Не козу же кормить?
— Не козу… — медленно подбирая слова, с неохотой отозвалась вдова. — Эта… у ребятишек опять животики болят. Дай, думаю, соберу листочки и запарю…
— Опять животики! — озабоченно всплеснула руками ворожея. — Тогда, милая, тебе не в эти кустики. Это как раз крутибрюх.
— Да неужто в темноте перепутала! — неубедительно изумилась вдова, поспешно выкидывая собранное.
— Бывает, — тоже с преувеличенной доброжелательностью покивала Рута, — Пойдём к твоим детишкам, осмотрю. И правильную травку присоветую, опять же настои с собой.
Ворожея позвенела склянками в сумке, но вдова её участливости не обрадовалась.
— Да не стоит… Поболит и перестанет.
— Хороша же мать, — насупилась ворожея. — А ну пошли!
Детишки вовсе не мучились животами, а безмятежно спали в одной колыбельке. И когда Рута, почувствовав смутное желание хорошенько рассмотреть младенцев, взяла одного ребятёнка на руки, тот захныкал и распахнул очень недовольные сонные глазки. Пронзительного жёлтого цвета. Рута вернула малыша в колыбель и вынула второго.
Этот младенчик, по сравнению с братцем, оказался шустрей. Взятый чужой тёткой на руки, гибко извернулся и вдруг цапнул Руту длинным острым зубом за руку. Ворожея ойкнула, поскорее сунула удивительное дитя назад в колыбельку, и строго воззрилась на его мать.
— Уже зубы и такие острые? У грудничка?
Вдова не ответила и стояла, ни жива, ни мертва. Тогда Рута опять потянулась к спокойненькому — тот уже снова спал, — и развернула пелёнку. Ножки, вернее ступни младенца, были лапками зверя: вытянутыми, костистыми и поросшими бурыми волосками. В это же время необычный младенец зевнул, и его розовый ротик оказался полон желтоватых, похожих на иголки зубов. Вдова шумно и покаянно вздохнула и бухнулась перед ворожеёй на колени.
— Поклянись, что не убьёшь моих детей и разрешишь с ними уйти!
— Детей мы не убиваем, — дала матери надежду Рута, — но ты должна обо всём рассказать. Только после этого мы с напарником решим, сможете ли вы уйти. Будет ли это справедливо.
Вдова, видно, в справедливость не верила. Залилась слезами и принялась пылко целовать младенцев по очереди, словно с ними прощалась. Те проснулись, открыли жёлтые глазки и тоже дружно разревелись.
"На ногах — лапы звериные, жёлтые глазища горят!", — вдруг вспомнила Рута, уже понимая от кого у вдовы детишки.
Всего лишь очередной оборотень, которым, видно, стал желтоглазый Яська. Получше чем упырь, но куда и зачем он утаскивал людей?
Тем временем безутешная мать сделала ещё одну попытку спасти своих детей:
— Они ТАКИЕ не всегда! Пройдет день-другой и опять станут обычными! — прорыдала вдова, умоляюще складывая перед собой руки. — Ну да, грех на мне! Не сохранила верность покойному мужу… давно вдовствую, а тело слабо… но за что такая беда моим деточкам! Господарыня ворожея, нельзя ли как-нибудь их вылечить?!