Наряд Мнемозины

— Скажите, что это не наш, что нам его прикрутили ночью какие-то негодяи!.. Ах, боже мой, боже мой, Демиург Александрович, — добавил он сокрушенно, — напрасно вы мне не позволили спилить его ночью! И лобзик мой отобрали! И обругали Арнольдика...

— Ангел мой, — твердо сказал штурвальный. — То есть... вот он стоит на моем автомобиле... и в чем же дело?

— Нет. Вот эта, — сказал регулировщик и указал полосатым жезлом на кавалера.

— Ах, эта! Ну что вы, — смутился штурвальный, — это же так... ничего... фантазия, фикция... У него даже брови ненастоящие. Вот, посмотрите. — Штурвальный быстрым движением содрал одну бровь со лба кавалера и бросил ее щелчком (как бросают окурок) в стоявшую рядом урну.

— Эге, — сказала толстая дворничиха. — А вы гляньте-ка на этого усатого изверга! Он тоже какой-то напудренный...

— Усы накладные? — строго спросил регулировщик, взглянув на штурвального.

— Ай-я-яй! — вмешался кавалер. — Как вам не стыдно, господин регулировщик! Такой пожилой человек, в красивой каске, в ремнях, а говорите пустые слова, как ветреный юноша. Усы настоящие! Это усы «бравадо»! Вы, конечно, таких отродясь не видали в вашем задрипанном городишке.

— Да нет, почему же, я видел всякие, — обиделся регулировщик и сделал такой вид, будто он старается что-то припомнить. Воспользовавшись его замешательством, кавалер взял его под локоть и отвел в сторонку.

— Господин... эээ... В каком вы звании?

— Да я, собственно...

— Ну хорошо, хорошо, неважно. Господин майор! Этот человек (кавалер указал мизинчиком на штурвального) очень скромный. Но я вам обязан сказать, что он, понимаете ли, как бы это получше выразиться, он в некотором роде герцог.

— А вы кто же?

— А я при нем, — быстро ответил кавалер. — Дядька, нянька, шут. Как хотите.

— Финтифлюшка!

— Вот-вот, финтифлюшка! — подхватил кавалер. И они вдвоем весело рассмеялись этому вертлявому словечку.

— Нам сейчас необходимо, — продолжал кавалер, вытирая платком выступившие от смеха слезы: и у себя и у майора, который даже нагнулся к нему, подставив свое лицо для этой неожиданной процедуры, — нам с герцогом необходимо переговорить. Вы подождете нас?

— Подождем, — согласился майор. — И вот здесь-ка, любезный. — Он выставил загорелый подбородок, весь покрытый морщинами, в одной из которых застряла слеза. Кавалер ловко промокнул ее платком и, поклонившись майору, бочком подскочил к штурвальному.

— Демиург Александрович, нам надо убегать немедленно!

— Да-да, Арнольдик, бежим! — Штурвальный открыл переднюю дверцу и сел за руль.

— Убегают! — заорала толстая дворничиха.

Кавалер, изловчившись, выхватил у нее свою манжетку со шпиналевой запонкой и юркнул в багажник. Она кинулась вслед за ним, но крышка тут же захлопнулась, и дворничиха уже на ходу, когда автомобиль, рванувшись с места, помчался по мостовой, успела-таки запрыгнуть на маленькую ступеньку, приделанную к заднему бамперу: она так и осталась стоять на ней с огромной метлою в руках.

За окнами автомобиля некоторое время еще мелькали фасады низеньких каменных домиков с пузатыми балконами на витых железных опорах, пустынные скверики, озябшие голуби, магазинчики, клумбы, афиши — все это летело сплошным потоком назад, назад, пока наконец эту пеструю мешанину не вытеснили, радуя путников своим приветливым однообразием, черно-белые столбики и дружные ряды пирамидальных тополей. Весь экипаж охватило веселое возбуждение.

— Здорово, здорово! Мы убежали! — кричал Уриил, хлопая в ладоши.

— А вы, оказывается, лихач, Демиург Александрович! — говорила Аделаида Ивановна, поглаживая штурвального по щеке. — Вы мне сегодня нравитесь, я даже готова изобразить вас в доспехах римского воина.

— Давай прямо сейчас, Адочка! Вот на этой лужайке! Свернем?

— Нет, нет, Демиург Александрович. Вы будете позировать мне на скалах, у моря!

— К морю, к морю, вперед!

Штурвальный уже не смотрел в изогнутое зеркальце, висевшее под потолком, и потому не видел регулировщика, догонявшего автомобиль на рыжем грохочущем мотоцикле с помятой коляской. Регулировщик что-то кричал, захлебываясь ветром, размахивал жезлом, подскакивал от нетерпения, да так высоко, что даже перелетал в коляску.

Между тем крышка багажника приоткрылась. Дворничиха, заметив это, попыталась было поднять ее повыше, но из багажника послышался окрик кавалера:

— Не двигайся, гадина! Ты мне мешаешь!

В багажнике что-то задребезжало, звякнуло и из узенькой щелочки высунулся арбалет.

В утреннем воздухе, в котором еще клубились остатки тумана, прошелестел оперенный кожей металлический дротик.

— Куда? — спросил кавалер у дворничихи.

— В горло, господин высокородный рыцарь!

— В горло? Хе-хе... Финтифлюшка! — сказал кавалер и захлопнул багажник. Дворничиха стояла на подножке, как часовой на посту. Вытянувшись всем своим грузным телом, она прижимала к груди метлу, которая — то ли потому, что ветер ее так растрепал, то ли потому, что сама метла была такой необычной формы — походила на алебарду.