Нариманов

Действительно, 11–12 февраля 1920 года собирается I съезд Коммунистической партии Азербайджана. [78]Нелегальный. Достаточно представительный. Сто двадцать делегатов девяти национальностей. От Баку и промышленных пригородов, от Гянджи, Хачмаса, Закатальского округа, пароходства, железной дороги, от земледельцев 16 уездов. «Поодиночке, прибегая к различным ухищрениям, каждый добирается до большого зала Рабочего клуба. Кругом заперто, темнота и тишина, — описывают участники. — Докладчикам и выступавшим в прениях или с репликами предлагалось говорить приглушенным голосом, а слушатели не должны были аплодировать».

К центру города стянуты отряды «дикой дивизии», пуще обычного рыскают агенты контрразведки, созданной для наблюдения за большевиками. В любую минуту рабочая охрана может подать тревожный сигнал, заседание придется оборвать. Так что первым делом принимается категорическое решение: народ подымать на вооруженное восстание. О чем известить почетных председателей съезда Владимира Ильича Ленина и Наримана Нариманова. По радиостанции мусаватского правительства, В смену, когда дежурят свои подпольщики. С окончанием навигации на Волге через них идет вся связь с Астраханью, с Россией.

На следующий день после съезда встреча из тех, что способны доставить особое удовлетворение Нариманову, Делегаты-крестьяне из уездов собираются совместно с Президиумом рабочей конференции — своеобразным, постоянно действующим Советом депутатов промыслов, заводов, кораблей. Советом, который оккупационное английское военное командование так и не решается разогнать, при вынужденных переговорах почтительно именует парламентом.

Первое слово — на встрече — Дадашу Буниатзаде: «Революционная Красная Армия сейчас двигается с Северного Кавказа, уничтожая генералов, атаманов, помещиков для того, чтобы помочь нам и создать Советский Азербайджан, час коего уже приближается!..»

По революционному календарю дни теперь совсем предоктябрьские. Так же, как в семнадцатом году осенью в Петрограде, временные не хотят примириться с тем, что их время полностью истекло. Официоз — газета «Азербайджан» лихо наставляет: «Выслать всех противников правительства, будут ли они рабочие, интеллигенты, социалисты, хлебопашцы, на остров Нарген!» Пятого марта через Астрахань в Москву уходит известие: «Ориентация правительства Азербайджана окончательно определилась в сторону Антанты, Начались репрессии, орган наш закрыт. Редакция разгромлена, идет усиленная ловля наших товарищей. Правительственная партия «Мусават» решила путем террора убрать местных видных коммунистов. Организация наша загнана в глубокое подполье. В Баку приезжает дипломатический представитель Деникина».

Скатываясь все ниже на уровень царской охранки, мусаватисты прибегают к разжиганию национальной вражды, чудовищным провокациям. Общими с дашнаками усилиями учиняется резня в древнем городе Шуше, в армянских и мусульманских селениях Нагорного Карабаха. В уездах Нахичеванском, Гянджинском, Казахском. В самом Баку обезглавленный труп тайно похищенного агентами мусаватской полиции Али Байрамова, популярнейшего деятеля «Гуммет», члена ЦК Компартии Азербайджана и штаба по подготовке восстания, подбрасывают в квартал, населенный полностью армянами. С большим трудом большевикам удается предотвратить назревший погром.

Все взывает: скорей, скорей свободу, жизнь плененному Азербайджану! Сформированы рабочие дружины, запасено оружие на тайных складах, установлено содружество с Реввоенсоветом XI армии. Полки ее, обгоняя весну, вызволили Кубань, Ставрополье, безграничные Ногайские степи, северные склоны Главного Кавказского хребта, Терек, прикаспийские лиманы. При том, что успехи огромны, Ленин считает обязательным предостеречь командование наступающих частей:

«Еще раз прошу действовать осторожно и обязательно проявлять максимум доброжелательности к мусульманам, особенно при вступлении в Дагестан. Всячески демонстрируйте… самым торжественным образом симпатии к мусульманам, их автономию, независимость…» [79].

Лишь в одном нет полного согласия с Владимиром Ильичем у Реввоенсовета армии и Бюро по восстановлению Советской власти на Северном Кавказе. О времени приезда Нариманова. Первая телеграмма от Сергея Кирова прибыла в Москву еще на исходе февраля: «Находим присутствие Нариманова необходимым». Настояние Серго Орджоникидзе: «Нариманов очень и очень нужен. Убедительно прошу…» Он и сам рвется. При встрече говорит об этом Ленину — согласия не получает.

Объяснение позиции Владимира Ильича следует искать в письме Чичерина, датированном 27 марта: «Многоуважаемый Владимир Ильич! Прилагаю радио о посылке союзных войск в Батум и Баку. В чисто военном отношении союзные войска для нас не страшны в том случае, если есть внутреннее разложение противника. Мы всегда этим побеждали. Но для этого надо идти путем, предлагаемым Наримановым. Баку и бакинских мусульман в особенности никто так не знает, как Нариманов. Вы после свидания с ним решили ждать Сталина. Он теперь приехал, — надо принять решение, а то будет поздно».