Нариманов

Право, есть от чего швырнуть свой монокль командующему английскими силами, нацеленными на Апшерон, генералу Денстервилю. Чего, по оценке Киплинга, «твердый как ствол британец никогда раньше себе не разрешал». Положение вещей в Закавказье, считает старый служака, «уже давно безнадежно. Они должны продолжать убивать друг друга, пока не придут в изнеможение, а тогда мы, может быть, и сумеем навести там порядок… Наш план основывался на господстве в Каспийском море, а так как этого мы могли достигнуть лишь оккупацией Баку, то необходимо идти на все. Любой риск оправдывается безусловно… Я поддерживаю дружеские отношения с партией социал-революционеров, и они знают, что могут рассчитывать на нас, если захватят власть в свои руки. Первым их актом должно быть приглашение англичан».

Сказано вполне ясно и определенно. Или-или…

Баку — остров среди мутного моря закавказской действительности.

В понедельник, 26 мая, Нариман Нариманов открывает крестьянский съезд в Баку:

— В сей исторический день возложена на меня трудная, но благодарная задача, задача облегчить путь к созданию того органа, без которого ныне власть не может быть жизнеспособной.

Я говорю о союзе с крестьянством, о Совете рабочих, крестьянских и солдатских депутатов. Я надеюсь, что этот съезд даст нам возможность укрепить местную власть — единственную в Закавказье власть, которая прокладывает путь к той светлой поре, когда не будет мусульманина, армянина, русского, когда, встретившись, все без различия национальности и религии будут товарищами и братьями.

Он же делает доклад «О власти». Съезд шлет телеграмму Ленину: «…В переживаемый тяжелый момент борьбы за Советскую власть в Закавказье мы, крестьянские делегаты, влившись в Бакинский Совет рабочих и солдатских депутатов и сплотившись с ними, закрепили крепкими узами братский союз крестьян и рабочих, умножили ряды смелых борцов…»

На такое значительное событие откликается «Правда»:

«МУСУЛЬМАНСКОЕ КРЕСТЬЯНСТВО ПРОБУЖДАЕТСЯ

Знаменательное явление. Мусульманское крестьянство становится на самостоятельный путь борьбы против своих эксплуататоров. Рушится под ударами жизни традиционная идеология «священного единства нации». Просачивается сквозь толщу темной, веками угнетаемой мусульманской крестьянской массы идея интернациональной классовой борьбы».

Съезд работает до субботы. До той субботы продержится и Нариманов. Какой ценой, знает он один, больной и врач одновременно. Годами он самый старший из всех комиссаров Коммуны. Недавно ему исполнилось сорок восемь лет. Уже сорок восемь!

Десятого июня в газете «Гуммет» успокаивающее по замыслу сообщение: «Наш уважаемый товарищ Нариман Нариманов… из больницы доставлен в свою квартиру и, как нам известно, скоро будет отправлен в Астрахань».

На пристань общества «Кавказ и Меркурий» его доставляют на носилках. Боли в сердце почти не отпускают. Непосильная тяжесть давит на голову, зажимает ее в тиски. Отнялись ноги.

Плохо. Угрожающе плохо! Приходится с настояниями Нариманова «Я обязан оставаться в Баку… Я еще могу быть полезен…» не посчитаться. Его голос впервые за многие годы намеренно не услышат. Все заботы берет на себя Шаумян. Убеждает Нариманова, хлопочет, сносится с Москвой…

Время прощаться. С кем на месяцы, с кем навсегда. Осенью, едва Нариманов чуть станет поправляться, обрушатся на него вести одна другой страшнее, мучительнее.

Пала Коммуна!..

Захлестнувшие Баку орды «оттоманской Кавказской армии» зверствами превосходят завоевателей времен средневековья. Вырезают население, грабят, жгут. Астраханью принято радио: «На Чемберекенде уже находятся турки, так что уже ходят по домам, устраивают разбой, а в Черном городе горят резервуары. Если посмотрели бы, что сейчас делается, это ужасно». В астраханской же газете «Коммунист» 17 сентября: «По приказанию Нури-паши на телеграфных столбах повешены 62 большевика». Что пять лет спустя журнал давненько ютящихся на задворках Константинополя мусаватистов «Ени Кавкасия» — «Новый Кавказ» пресерьезно назовет «великими днями тюркизма».

Пароход «Севан», отряженный Астраханским Совдепом за комиссарами Коммуны, вернулся без них…

Что со Степаном, Мешади, Алешей, Иваном, Мир-Гасаном?.. С друзьями, бесконечно дорогими Нариманову? Случалось, спорили, в чем-то временами расходились — так в том и сила подлинной дружбы, что дает она право высказать всю правду до конца, как бы сурова, тяжела она ни была. И человек есть человек, каждый имеет свой характер.