Нарисуй Италию

Они уже не раскачивали качели, и те постепенно останавливались, с пронзительным скрипом. Родители смотрели на них и ждали объяснений. Признаться — означало выпросить наказание. Вчера их неразлучная троица подготовила униформу профессиональных оборванцев. Надев старательно испачканные, разодранные футболки, они уселись у магазина с букетами первоцветов. Не просили милостыню, не клянчили монетки, они торговали. Их жалкий вид вынуждал людей присматриваться и покупать трогательные щуплые букетики. Нелька отыграла свою роль на ура. Когда люди приближались к магазину, она вскидывала свои разнесчастные выразительные глаза и молча протягивала первоцветы, а Сергей в это время причитал:

— Купите, пожалуйста, цветы, мы их всё утро собирали. По росе и почти в темноте.

Накопив достаточно денег, они свернули униформу и спрятали в кустах шиповника. Решили пока не избавляться от прибыльного хобби, чупа-чупсы имели скверную особенность иссасываться без следа.

Только такую правду не расскажешь. Нелька покраснела, приготовилась молчать и всё отрицать, но Толик, как самый младший и совестливый, не выдержал прессинг родительских взглядов и расплакался.

— Мы больше так не будем!

Сквозь его всхлипывания прорвалась правда об их неприглядном способе заработка и о походе в магазин без разрешения. Старшие Ялицкие почти синхронно повернулись, к Юрию Михайловичу, Станислав Кириллович немного запоздал, оборачивался чуть дольше жены.

— У вашей дочки дурные наклонности. Хорошо бы с ней побеседовать.

Нелька затихла, ожидая взрыва. Он не заставил себя долго ждать. Юрий Михайлович покраснел, это обыкновение алеть по пустякам досталось Нельке от отца. Он эту привычку в себе ненавидел, а она просто смирилась.

— Это ваши сыновья на неё влияют.

— Нашим мальчикам такое и в голову бы не пришло.

— Да что вы говорите! Их двое, и они мальчишки. А Нелли слишком легко попадает под влияние, у неё мягкий характер.

Никогда ещё Юрий Михайлович не заблуждался так сильно. Все сумасбродные идеи рождались в голове его дочери, но Ялицкие охотно их подхватывали и реализовывали с превеликой охотой. Угрожать или заставлять не было нужды.

— Серёжа, Толик, быстро в машину, ждите нас там.

— Нелли, марш домой. Помоги Наде с уборкой.

Дети слезли с качелей и побрели в указанных им направлениях. У кустов роз приостановились, чтоб разойтись в разные стороны и обернулись посмотреть на препирающихся родителей. Спор только набирал обороты, послышались непонятные для детского уха мудреные и завуалированные оскорбления.

Сергей печально вздохнул.

— Нам теперь точно не разрешат играть вместе.

Нелька оторвала шип розы, лизнула языком и приклеила на кончик носа.

— Ну и что?

Сергей и Толик переглянулись.

— Как «ну и что»?

— Ну и что, что не разрешат. Я всё равно буду, — она сморщилась, демонстрируя вооруженную шипом сопелку. — В садике они нас всё равно не видят. Нелька давно жила по правилу: если что-то запрещают, это нужно делать втайне.

Толик тонко всхлипнул. Его печаль не была беспочвенной: он посещал другую группу, на год младше и увидеться с подругой в саду никак не мог. Нелька прилепила на его нос такой же «рог».

— Я всё равно с тобой буду дружить, — немного подумав, добавила: — И деньги на конфеты нам всё равно нужны. Просто придумаем другой способ их раздобыть.

С тех пор их дружба приобрела вкус запретного удовольствия, на время ушла в подполье, но никуда не исчезла, так же, как и хитроумные способы заработка денег на очередной чупа-чупс.

В средней школе проблема контроля растаяла сама по себе. Не мог Юрий Михайлович отслеживать каждый шаг неугомонной дочери, пытался в качестве провожатой навязать Надю, но приключения Нельки её не интересовали. Бродить на стройке или обносить ничейные деревья ей никогда не нравилось. У Нади была своя компания, состоящая из ребят на несколько лет старше неё, и развлечения у них были не в пример взрослее. Они тайком или обманом пробирались в ночные клубы, иногда устраивали распитие коктейлей на кладбище и ходили к речке, где горланили песни под гитару. Главной запевалой была именно голосистая Надя.

Нелька же в тринадцать лет выглядела как котёнок египетского сфинкса: нескладная, угловатая, и даже чуточку нелепая. Она считала свою внешность очень удобной. При необходимости могла перевоплотиться в мальчишку с помощью спортивного костюма и кепки. Пока ещё не задумывалась о необходимости нравиться и о важности экстерьера. Её большая любовь к Нодару напоминала обожание кумира на расстоянии и не требовала соблазнительного облика, скорее, терпения и воображения.