Нарисуй Италию

Нелли накрыла снимок ладонью. Не могла видеть лицо этой девушки, да ещё такое счастливое.

— Будет развод?

Надя устало потёрла переносицу.

— Не знаю. Ничего не знаю. Как-то это ужасно всё. Может, он нагуляется и всё будет по-прежнему.

Нелли решительно встала.

— По-прежнему? Вряд ли. Я бы на месте мамы выгнала его пока не поздно.

Но мама не выгнала. Она не знала достоверно, но давно догадывалась о неверности мужа. Если бы не любила своего взрывного и категоричного супруга так слепо, заметила бы следы его похождений гораздо раньше. Юрий Михайлович намеренно подкидывал намёки, ждал, что жена заподозрит, поймёт и сама прогонит, но она терпела и до последнего делала вид, что всё у них хорошо, счастливая семья — дом полная чаша.

А потом случился тот самый худший день в жизни Нелли. Состоялся грандиозный скандал. Отец собирал вещи, ходил по квартире с видом налогового инспектора, выискивал вещи дорогие его сердцу или кошельку. Мама бродила попятам и умоляла его остаться, потом у неё началась истерика, она кричала, хватала его за ноги, её трясло, как в лихорадке, она захлёбывалась слезами и унизительно ползала перед ним на коленях. Сначала упрашивала и стонала, потом перешла к угрозам и шантажу.

Нелли и Надя пытались её поднять и образумить, но прогоняла их и даже ударила пару раз по лицу.

Когда отец снял с вешалки куртку и застыл на пороге с видом оскорбленного и обиженного главы семейства, мама сползла по стенке и затихла. Так у неё случился инфаркт.

Естественно в тот день отец никуда не уехал, и вообще не выходил в рейс, пока жену не выписали из больницы, а потом всё вернулось в прежнюю колею, словно ничего не произошло: не было измены, не было скандала и всё это просто коллективная дурная галлюцинация. Юрий Михайлович снова вернулся к работе, подолгу пропадал где-то на просторах необъятной России, а когда приезжал домой рьяно кидался воспитывать распоясавшихся дочерей.

Первое время Вера держалась от алкоголя подальше, обещала покончить с привычкой завершать ужин бокалом вина, но надолго её стойкости не хватило. Одиночество её угнетало, тишина и свербящие осами мысли жалили самолюбие и истерзанное за этот год сердце. Каждый раз, отправляя мужа в рейс, она боялась, что он не вернётся, уедет к своей Люде, забудет и её и дочек.

Юрий Михайлович не давал поводов и не оставлял улик, возвращаясь охотно исполнял роль отца: воспитывал, наказывал, контролировал. Брак удалось сохранить, но во что это обошлось каждому члену семьи и стоило ли вообще платить такую цену, никто не задумывался. Вера удержала мужа, вернула в семью и если вдруг замечала, что он особенно раздражен или выходит на балкон для долгого телефонного разговора, жаловалась на покалывание в сердце.

19. Бойся его

Нелли проснулась первая. Перевернулась на спину, с удовольствием потянулась и только потом открыла глаза. Комнату заливал утренний янтарно-лимонный свет, никто не потрудился задёрнуть теневые шторы, и солнце, ввалившись в окно, принялось выметать клочки ночи веником рассветных лучей.

Ещё не началась дневная духота, свежий, слегка влажный воздух просачивался в открытые балконные двери, приятно холодил распаренную ото сна кожу. Нелли повернула голову в сторону и тут же застыла. Меньше чем в полуметре от неё расположился Алексей. Он спал, лежа на животе, запустил руки под подушку и уткнулся носом в наволочку. Одну ногу согнул и слегка развернулся на бок. Покрывало съехало с его спины, до самых бёдер, над складками ткани виднелась резинка трусов. Зигзаги татуировки графично выделялись на коже, подчёркивая красивые линии мышц. Края тату уходили куда-то вниз, упираясь, словно две стрелки в ямочки на пояснице.

Нелли приподнялась на локте, чуть придвинулась, потянулась рукой к татуировке, но не коснулась. Провела пальцем в нескольких миллиметрах от кожи, повторяя линии узора: от шеи к ягодицам, снова вверх по лопаткам и вдоль позвоночника.

Водила пальцем, словно карандашом по листу, запоминая переплетение контуров и стремительные линии, спускающиеся вниз. Она не коснулась его, но чувствовала тепло кожи прямо под ладонью. В солнечном сплетении зародилось странное томление, острое, набирающее обороты с каждым движением её руки. Сердце разгонялось, заставляя пульсировать не только кончики пальцев, но и пятки, и уши и… живот. В голове неожиданно всплыла фраза, произнесённая ЖанЭд «красив, собака». О да, красив. Нелли рассматривала его с дотошностью художника, впервые готовящегося творить с натуры. Обычно она изображала лица, довольно редко — людей в полный рост. На сегодняшний день самыми «раздетыми» получились Тайсоны в майках и шортах, а теперь она задумала нарисовать Алексея, если уж не совсем голого, то сильно обнажённого.