— Милая…
— Я больше так не могу, — проскулила я, уткнувшись носом в колени.
— Знаю, детка, — горько выдохнула она. — Ты главное не накручивай себя. Врач запретил тебе переживать…
— Так какого черта ты притащила меня сюда?! — взорвалась я и поддалась истерике.
Глаза мамы потускнели. Она достала из бардачка пачку папиных сигарет, чиркнула зажигалкой и сделала несколько затяжек. А потом, закашлявшись, выдохнула густую струю дыма.
— Так нужно, дочка. Если мы будем игнорировать заседания, то есть вероятность, что его отпустят. Ты должна набраться сил и протестовать. Только так мы добьемся справедливости…
Казалось, что не существует того человека, который понял меня по-настоящему. Они не хотят меня слышать.
— Господи, Мама! Нет никакой справедливости! Блеф! Все подстроено! Мне плевать на эти заседания! Мне плевать на всех них!
— Мы справимся…
— Ты ничего не понимаешь! Вы все издеваетесь надо мной! Вы ничуть не лучше Беляева! Хватит терзать меня! Я больше этого не вынесу!
— Василиса, — мама повысила голос. — Успокойся, сейчас же. Я люблю тебя и только добра желаю. Как ты это не поймешь?
Кожу лица щипало от слез, а распухшие веки давили на глаза. Мне было горько смотреть на маму, которая всем хотела мне помочь, но это было ей не по силу. Набрав последние остатки воздуха, я сделала вид, что успокоилась.
Накрыв ладонью ее руку, другую я прислонила к животу.
— Пожалуйста, мама, я больше этого не вынесу. Не заставляй меня вернуться туда. Я больше так не смогу…
Я рвала на куски нераскрытые письма от Беляева и выкидывала их в окно. Даже не знаю, зачем сохранила их. С кухни доносились громкие возмущения родителей по поводу решения суда. Мне хотелось стать глухой, чтобы больше никогда не слышать эти разговоры. Казалось, что весь мир шепчется за спиной, когда я прохожу мимо.
Отчаянно решив, что я могу это закончить, мои руки потянулись к пачке с лезвиями. Проскочив мимо кухни, я заперлась в ванной и включила воду. Тяжелое дыхание сопровождалось громкими ударами сердца. Обняв рукой слегка округлившийся живот, я мысленно попросила прощения, но вместо ответа почувствовала только слабую пульсацию.
Вдох, выдох. Вдох, выдох.
Я качаюсь на адских качелях, которые собственноручно сделал когда-то Ваня для меня. Пора с этим кончать.
Острое лезвие коснулось тонкого запястья, и я притормозила. По руке покатилась тонкая, кровяная струйка.
Но в дверь легонько постучали.
— Вась, — позвала меня мама, встревоженным голосом. — Вась, открой.
Я закрыла глаза и приглушенно разрыдалась.
— Василиса, открой, пожалуйста, — мама не переставала стучать в дверь. — Иди, поешь. Я сварила твой любимый суп. Тебе станет легче, девочка.
Лезвие продолжало колоть кожу, и я сама не заметила, как оно вошло глубже в руку.
— Вася, ты слышишь меня? Ответь, дочка. Открой мне. Давай поговорим.
Ее мольбы ушли на второй план, и я скатилась на пол, истекая собственной кровью. Дыхание стало заторможенным. Пульс замедлился. Страх ушел. Наконец-то, мне стало спокойно.
Глава№ 2. Вася
— Папа?
Я проснулась на кровати в своей комнате и смотрела на него снизу вверх. Он стоял передо мной с каменным лицом и со скрещенными на груди руками. Его усталый взгляд был наполнен болью. Только сейчас, было заметно, как сильно он постарел.
— Как ты могла, дочка? — выдавил он, смотря сквозь меня.
Дыхание перехватило. Из сонных глаз полились слезы.
— Прости меня…