Нарисуй меня счастливой. Натурщица

Глеб Владимирович Разумов к своим сорока годам имел уже достаточно известное имя. Без его работ не обходилась ни одна выставка, несколько картин приобрел музей, а кое-что было продано за границу. В педагогическом институте на художественно-графическом факультете он преподавал графику и скульптуру, был членом Союза художников и имел персональную мастерскую в здании, выделенном специально под мастерские преподавателям худграфа. В семейной жизни тоже был полный порядок — жена и двое уже совсем взрослых сыновей. Жена когда-то училась вместе с ним в институте, подавала большие надежды, но, когда родились дети и творческая карьера Глеба Владимировича пошла вверх, Ольга как-то сразу отошла на второй план, забросила живопись и занялась исключительно воспитанием детей и созданием семейного уюта. Поначалу было очень здорово приходить домой, влезать в заботливо подставленные тапочки, ужинать наваристым борщом, укладываться в белоснежную постель, наутро надевать выглаженную и накрахмаленную рубаху с предусмотрительно вложенным в карман носовым платком, но через какое-то время эта забота начала его раздражать. Он цеплялся к мелочам, устраивал скандалы, несколько раз напивался до свинского состояния, пока наконец не понял в одно далеко не прекрасное утро, что расплывшаяся тетка, которая может говорить только о стирке, готовке и детях, не имеет никакого отношения к его Оленьке, с которой они вместе когда-то рисовали на окнах института цветы, мечтали о будущем и целовались в подъездах.

Глеб Владимирович затосковал. Вереницей пошли любовницы, мастерская на какое-то время превратилась в полный бардак. Там в любое время дня и ночи не кончалось спиртное, шлялись странные личности, смеялись какие-то девки, непонятно кем приведенные. Порой он просыпался в постели с одной из них и даже не мог вспомнить ее имя. Все закончилось тем, что его вызвал к себе декан факультета — старый институтский друг Разумова — и долго промывал ему мозги. Было перечислено все — от подорванного здоровья до морального облика преподавателя. К концу разговора старые друзья распили на двоих бутылку коньяка, и Глеб Владимирович, поплакавшись на неудавшуюся семейную жизнь, пообещал остепениться.

Он по-прежнему писал картины, ходил на работу, занимался со студентами, влезал дома в заботливо приготовленные тапочки, только внутри него как будто что-то оборвалось. Образовалась какая-то пустота, которая, как он ни пытался, ничем не заполнялась.

Так было до встречи с Алиной.

Эта золотоволосая девушка всколыхнула в нем какие-то давно забытые чувства. С первого мгновения, как только он ее увидел, ему страшно захотелось написать ее портрет. Еще ни одну работу ему не хотелось сделать с такой силой.

Глеб Владимирович стоял на остановке у входа в булочную и курил, поглядывая на часы. Девушка опаздывала.

Алина с Майей вышли из автобуса и сразу увидели одинокую фигуру художника, маячившую около булочной. Он заметил их и заспешил навстречу.

— Здравствуйте! Я уже начал думать, что вы не придете. Давайте знакомиться. Меня зовут Глеб Владимирович.

— Алина, — представилась Алина и кивнула в сторону Майки. — А это Майя.

— Очень приятно. Пойдем?

Они свернули за угол дома и зашагали вниз по улице.

— Скажите, а это долго — рисовать портрет? — спросила Алина.

— Портреты не рисуют. Портреты пишут, — улыбнулся Глеб Владимирович. — Смотря какой. И к тому же все зависит от настроения и состояния художника. Хотя профессионализм тоже не последняя вещь. Обычно нужно несколько сеансов, часа по четыре — шесть в день.

— Это что, четыре часа сидеть без движения? — ужаснулась Майка.

— Зачем же? Как только модель устает, она устраивает себе отдых. Художники же не изверги. А можно полюбопытствовать, чем вы занимаетесь?

— Готовимся поступать в политехнический, — с гордостью в голосе сказала Майка.

— Чувствуете в себе призвание быть инженерами?

— Конечно.

— А вы? — повернулся Глеб Владимирович к молчащей Алине. Эта девушка притягивала его все больше и больше.

— Не знаю насчет призвания, но... надо же куда-то идти...

— Вот мы и пришли. — Глеб Владимирович показал на большой одноэтажный деревянный дом, чем-то напоминающий барак. — Здесь мастерские преподавателей худграфа. Живописные, графические и скульптурные. Прошу! — Он галантно распахнул перед девушками дверь.

Из длинного темного коридора со всех сторон хлынули запахи. Пахло масляными красками, мокрым гипсом, сырым деревом, глиной, растворителем. Стены коридора, казалось, пропитались этими запахами настолько, что сами излучали их. Девушки шли за Глебом Владимировичем между закрытых дверей куда-то в глубь коридора. Из-за одной двери высунулась всклокоченная голова.

— Глеб, привет! У тебя ста грамм не будет?

— Игорь, побойся бога! Ты вчера все мои запасы уничтожил! Рассольчику могу предложить.

— Черт, придется в магазин бежать! — обреченно констатировала голова и скрылась за дверью.

Глеб Владимирович остановился у последней двери коридора, достал ключ, открыл дверь, вошел первым и включил свет.

— Прошу.

Алина с Майей перешагнули порог мастерской.